Население было напугано, ему подавали только просеянную через сито цензуры и часто сознательно искаженную информацию, все независимые агентства, выяснявшие мнение народа, были в оковах или, по меньшей мере, запуганы военными. Разве в таких условиях у французов была возможность выразить свое подлинное мнение на всенародном голосовании 20 декабря 1851 г.? В 32 департаментах действовало военное положение, 26 642 человека были арестованы, и их допрашивали специальные трибуналы, в которых не было присяжных. Французам задали вопрос, желают ли они, чтобы Луи-Наполеон разработал новую конституцию. Никакой альтернативы им не предлагали. Если бы большинство проголосовало против президента, он, согласно логике, был бы должен уйти в отставку и оставить страну совершенно без власти. Де Морни использовал все механизмы правительственной системы, чтобы «обеспечить свободное и искреннее выражение воли народа» и сделать так, чтобы народ выразил именно то желание, которое от него ожидали. Государственные чиновники использовали множество различных средств, чтобы получить благоприятное для них голосование. Де Морни написал префектам, что гражданам гарантирована свобода совести, и тут же добавил:
Такие в высшей степени практичные методы дали нужный результат. Выбирая между анархией и Луи-Наполеоном, французский народ предпочел Луи-Наполеона. За него пользу было подано 7 миллионов 481 тысяча голосов, а против него 647 тысяч[257]
. Он быстро провозгласил себя президентом на десять лет с правами почти самодержца и Законодательным собранием, полностью отданным на его милость. Но мало кого из французов сильно интересовала эта последняя стадия республики с «принцем-президентом». Все знали, что скоро произойдет.Чтобы расчистить путь для последнего шага, де Морни, никогда не уклонявшийся от грязной работы, заставил судебные органы поторопиться. Видных радикалов ускоренно судили сначала суровые трибуналы, а под конец – Специальный суд, что-то вроде Революционного трибунала наоборот, чтобы быстро и в упрощенном порядке разделываться с политическими преступниками. «Количество виновных и боязнь раздора в обществе не позволяют нам поступить иначе», – писал де Морни в своем циркуляре. В эти специальные суды попало значительно больше 20 тысяч подобных дел. Старым консерваторам было почти нечего бояться: их скоро отпустили. С республиканцами и даже с умеренными либералами обошлись иначе. Из них 3 тысячи человек были отправлены в тюрьмы Франции, около 10 тысяч были сосланы в Алжир и примерно 6 тысяч получили разрешение жить дома под надзором полиции.
Но гораздо больше республиканцев и либералов, в том числе некоторые из самых выдающихся людей страны, оказались в изгнании – в Англии, Бельгии или Швейцарии. Жорж Санд написала в 1852 г.: «Когда вы приезжаете в провинцию и видите, как велики там уныние и подавленность, вам нужно помнить, что вся сила [общественного мнения] была сосредоточена в нескольких людях, которые теперь находятся в тюрьме, мертвы или изгнаны».
А 29 марта 1852 г. принц-президент торжественно провозгласил вступление в силу новой конституции и при этом высокопарно заявил: «Сегодня заканчиваются диктаторские полномочия, которые дал мне народ». Его ждал более высокий титул, чем звание «диктатора». Во время поездки принца-президента по Франции его принимали с поистине королевскими почестями. В своих речах он ясно давал понять, что скоро будет монархом, и обещал, что его царствование будет прекрасным. Многие консерваторы опасались, что племянник, по примеру дяди, втянет Францию в опасные войны – он очень старался успокоить этих людей. В Бордо он произнес свою знаменитую фразу: «Империя – это мир». Затем наступила кульминация. Сенат, снова созданный новой конституцией, представил на утверждение постановление о том, что Франция – империя и «Наполеон III – император французов». Снова было проведено неизбежное всенародное голосование (оно прошло 21 ноября 1852 г.). Радикалы были разгромлены и утратили мужество. Организованной оппозиции не было. И 7 миллионов 824 тысячи человек проголосовали за возведение главы бонапартистов на престол, 253 тысячам человек было позволено считаться сказавшими «нет». И 2 декабря 1852 г., в годовщину битвы при Аустерлице и своего государственного переворота, Наполеон III стал наследственным императором со всеми роскошными атрибутами французского самодержавия. Так замкнулся круг – от монархии к монархии.
Так был достигнут один из величайших личных успехов в истории. Человек, который за несколько лет до этого (по словам королевы Виктории) «находился в изгнании, был беден, никто о нем не думал», теперь был практически самодержавным правителем страны, которая тогда считалась самой богатой и сильной в континентальной Европе.