Национальное собрание начало заседать в Бордо 12 февраля 1871 г. О том, при каких обстоятельствах оно было избрано и кто были его члены, будет рассказано в следующей главе. А 26 февраля Тьер и Бисмарк составили в Версале предварительный вариант мирного договора. Потом была последняя мучительная попытка сопротивления: депутаты от Эльзаса – Лотарингии стали умолять своих соотечественников не отдавать их ненавистным чужеземцам и объявили о своем «нерушимом желании остаться французами».
Однако выхода не было; оставалось только вписать их протесты в протокол и попрощаться с ними. Одним из меньшинства, которое объявило постановление об отделении этих областей от Франции незаконным, был молодой политик Жорж Клемансо – тот самый, который через много лет снова въехал в Страсбург, а перед ним везли трехцветное знамя.
Однако чаша горестей французского народа еще не была полна. После того как пруссаки убивали французов, одни французы стали убивать других. Страдания народных масс Парижа во время осады, несомненно, были огромными. Еще в то время, когда пруссаки осаждали город, было несколько бунтов, бешеных вспышек недовольства, когда горожане едва не свергли временное правительство. А 31 октября 1870 г. буйная шайка мятежников попыталась захватить власть в ратуше, и разогнать ее удалось только силой оружия. Теперь бесполезная борьба закончилась. Немцы устроили короткий парад в честь своей победы, и их солдаты прошли под Триумфальной аркой. Многочисленное население столицы было охвачено унынием и тревогой; большинство парижан не имели работы и по-прежнему жили впроголодь. Как мудро обобщил Макиавелли, «почти все известные в истории крупные осады завершались мятежами, потому что душевные и телесные страдания народа делают его предрасположенным к влиянию агитаторов, а оружие, которое неизбежно у него есть, применяется для восстания». Именно так и случилось в Париже в ту очень несчастливую весну 1871 г.
В следующей главе автор объяснит, почему в новом Национальном собрании сильно преобладали те, кого парижская чернь считала монархистами и реакционерами. В первый раз его депутаты собрались на заседание в Бордо, чтобы немцы не могли им досаждать, но, как только немцы ушли[288]
, Собрание переехало в Версаль.То, что они выбрали бывшую резиденцию королей, а не Париж, показалось парижанам оскорблением столицы и знаком того, что Собрание не сочувствует их страданиям и ничего для них не сделает. Дурная кровь вскипела, и каждый радикальный агитатор имел возможность добиться успеха.
Промышленные рабочие, жившие в восточных кварталах Парижа, «пережили осаду в состоянии сильнейшего возбуждения, физического и морального; нервы их были больны, а ум помутился». У рабочих было мало еды и почти не было привычного для них легкого вина, зато, к несчастью, было очень много виски и бренди. Когда город пал, они не понимали, что в современной войне главное не храбрость, а аккуратная научная подготовка. Поэтому они были склонны верить в простое объяснение, что виновно в поражении правительство, будто бы «предавшее» народ. Рабочие были пылкими республиканцами и думали, что Собрание готовится вернуть в страну королей. Они были организованы в отряды, составлявшие часть Национальной гвардии, и теперь не пожелали выпускать из рук оружие. Когда этим гвардейцам велели сдать артиллерийские орудия, которых у них было примерно двести тридцать, они ответили отказом, заявив, что орудия принадлежат народу Парижа, а не центральному правительству. Обиженных и не доверявших правительству рабочих стали агитировать вожди социалистов (увидевшие возможность для своего успеха). А Собрание в это время совершило очень грубую ошибку: оно отменило выплату жалованья национальным гвардейцам. Поскольку промышленные предприятия не работали, это жалованье, 11
/2 франка (30 центов) в день, было единственным источником средств к существованию для многих рабочих. Кроме того, собрание постановило возобновить сбор долгов, арендной платы и т. д., который был прерван на время осады. И 150 тысяч парижан вдруг обнаружили, что могут попасть под суд за невнесенные платежи по аренде. Ясно и без слов, что недовольство росло быстро.И вот 18 марта 1871 г. Тьер, теперь возглавлявший новое исполнительное правительство, назначенное Собранием, приказал войскам конфисковать пушки, принадлежавшие парижской Национальной гвардии. Чернь оказала сопротивление. Войска дрогнули и стали брататься с недовольными. Орудия не были отняты. В этой сумятице шайка отчаянных головорезов убила двух генералов – Лаконта и Клемана Тома. Так началась отвратительная гражданская война, которая продолжалась до 28 мая.