История Франции

1. Хотя во Франции не раз бывали несовершеннолетние короли и, стало быть, регентства были многочисленны, но слово регентство вызывает вместе с воспоминаниями о годах, последовавших за смертью Великого короля, представление об элегантном разврате, о вежливой порочности и о скандальном распутстве. Справедлива ли такая ассоциация? Мишле, очень благосклонный по отношению к регенту, отрицает – нет, не сами скандалы, а тот факт, что в эту эпоху они были присущи одной только Франции. Разврат? Да, конечно, но он ведь существовал и при Людовике XIV. Однако он был скрытым, особенно после выхода на историческую сцену мадам де Ментенон, тогда как при регенте дух скептицизма и распущенности стал открытым и гласным. Биржевые спекуляции? Финансовые скандалы? Вероятно, но в Англии это время South Seas Bubbles,[42] банкротства почти столь же грандиозного, как и банкротство Ло.[43] В тот период великие государства открывали для себя колонии и возможности кредита. Им не хватало финансовой опытности, рушились «волшебные замки». Утверждение Мишле состоит в том, что регент Филипп Орлеанский был либералом с передовыми идеями, который изо всех сил старался превратить разлаженную финансовую систему в более справедливую; что он был антиклерикалом, который хорошо обращался с янсенистами и протестантами. Сен-Симон, близкий к регенту человек, подтверждает эту точку зрения: «Он очень любил свободу, как для других, так и для себя самого. Однажды он хвалил мне в этом отношении Англию, где не существует ни ссылок, ни „писем с печатью“ и где король может запрещать только вход в собственный дворец, но не может приказать заключить кого-то в тюрьму…» Мишле не отрицает ни того, что регент заводил бесчисленных любовниц, ни того, что он провалил реформы, но освобождение умов он датирует именно периодом регентства.

Никола Эделинк. Филипп II де Бурбон, герцог Орлеанский. Гравюра. До 1768

Гиацинт Риго. Портрет кардинала Дюбуа, архиепископа Камбрейского. XVIII в.

2. Филипп Орлеанский был приятным, симпатичным, умным; он обладал изящными манерами, врожденным красноречием и прекрасной памятью, «поэтому казалось, что он всегда в курсе всех правительственных дел, а также всех искусств и достижений механики». Как и большинство сластолюбцев, он был ленив. Он имел слабость думать, что во всем походит на Генриха IV, и «стремился походить на этого великого государя как в его пороках, так и в его добродетелях». Филипп превзошел его по числу своих любовниц, которых было более пятидесяти. «Как и Генрих IV, он был от природы добрым, человечным и умеющим сочувствовать». После драм, случившихся в королевской семье, клевета сделала его уделом одиночество, которое сформировало его характер, но такое бесчестье сделало его положение еще более трудным в тот момент, когда он получил власть. Хотя Филипп V, король Испанский, был более близким родственником короля-ребенка, но, всходя на испанский трон, он отказался от всех своих прав на Францию, поэтому регентом был назначен герцог. Однако Людовик XIV из антипатии к герцогу Орлеанскому, своему племяннику-зятю, создал по завещанию регентский совет, председателем которого должен был стать Филипп, в который входили бы два узаконенных бастарда короля, сыновья де Монтеспан, – Луи-Огюст, герцог Мэнский, и Луи-Александр, граф Тулузский. Но после смерти короля парламент по уже почти сложившейся традиции аннулировал его завещание. В обмен на это те, в чью пользу свершалась данная операция, обещали всем остальным привлекать их к власти и признать за ними право на заявления о злоупотреблениях в порядке управления. Второй традицией можно считать то, что парламент никогда не выполнял своего обещания. Но у парламента была короткая память.