История Франции

1. Талейран хотел вернуть Бурбонов, потому что они воплощали основополагающее начало, но он «немного опасался основополагающих начал Бурбонов» (А. Уссе). Полезным началом служила легитимность. Опасными началами представлялись абсолютизм и Божественное право. Подлинная легитимность возникала только в том случае, если Франция признает монархию. Итак, что же требовалось, чтобы монархия была признана? – Чтобы французы не испытывали опасений. Поскольку Бурбоны возвращали мир, к ним проявляли благосклонность. Но чтобы их приняла вся страна, требовалось, чтобы опасений не испытывали ни крестьяне, ни армия, ни чиновники, ни те, кто скупил государственное имущество, то есть все, кто жил за счет завоеваний революции. Талейран объяснил королю, каковы необходимые условия для счастья и проявления любви «его народов»: гарантия личной свободы и свободы прессы; свобода совести; независимость и несменяемость судей; отмена административных или особых трибунатов; ответственность министров; никаких законов, подписанных без согласования с законодательным и исполнительным органами. Людовик XVIII готов был даровать королевству такую конституцию и связать монархию неприкосновенной конституционной Хартией. Но он собирался именно даровать Хартию, а вовсе не подчиняться ей. Людовик XVIII считал, что если он воплощает основополагающее начало, то только потому, что является законным королем. Стало быть, его не мог «назначить» ни сенат, ни даже народ. Он являлся королем просто потому, что он король. В собственных глазах он никогда не переставал (после смерти своего племянника) быть Людовиком Божьей милостью королем Франции и Наварры. Когда он «даровал» хартию, документ заканчивался следующими словами: «Дано Парижу в 1814 году от Рождества Христова и в девятнадцатый год нашего царствования». Таким образом, уже первый правительственный акт вызвал всеобщее недовольство. Среди правых одержимые роялисты – «вольтижёры Людовика XIV» – ворчали: «Зачем хартия? Существует одна-единственная конституция: чего требует король, того требует закон». Армейские офицеры, переведенные на половинный оклад, критиковали все подряд. Солдаты горевали о трехцветном знамени, о Стригунке,[53] о сером сюртуке. В казармах распевали: «Он воротится…» Левые, и в частности Карно, напоминали королю, что общественное мнение представляет собой силу и что не существует такой легитимности, которая устояла бы без поддержки всей Франции. Людовик XVIII понимал и одобрял дальновидные взгляды Талейрана, но эмигранты, которые полагали, что лишь они настоящие французы – хотя верили в это только они сами, – выступали за абсолютную королевскую власть, за разделение страны на провинции, за реституцию государственного имущества, за уничтожение Конкордата, за привилегии дворянства и духовенства – одним словом, за контрреволюцию. Их требования вызывали беспокойство как среди народа, так и в армии.

Фридрих Кампе. Венский конгресс. Гравюра. Первая половина XIX в.

Финальный аккорд: окончательный раздел Европы. Французская карикатура начала XIX в.