История Франции

4. В январе 1889 г. Буланже набрал 246 тыс. голосов и был избран парижским депутатом. Друзья кричали ему: «В Елисейский дворец!» Толпа готова была отнести его туда на руках, как это делали суданские фанатики, следующие за своим спасителем Махди. Полиция и армия пребывали в нерешительности. Коллективная истерия достигла такого предела, что все называли Буланже властелином Франции. Все, за исключением самого Буланже. Сам он не верил в эту безрассудную затею. Выжидая, он давал республиканцам время опомниться. Даже Клемансо, так долго способствовавший его продвижению, начинал испытывать к нему отвращение. Когда Буланже появился в палате депутатов, Шарль Флоке, председатель совета, сделал в его адрес знаменитое насмешливое замечание: «К вашему возрасту, сударь, Наполеон уже умер!» Этот странный упрек смутил Буланже. После очередного выпада Флоке, на этот раз упрекавшего его за то, что он перешел «из ризницы в правительственную прихожую», Буланже вызвал председателя совета на дуэль. Кабинет постановил роспуск Лиги патриотов и определил процедуру Верховного суда, рассмотрению которого подлежали преступления против государственной безопасности. Эти решения насторожили Буланже. Он предположил, что его собираются арестовать, и пришел в ужас, что его разлучат с возлюбленной Маргаритой Боннемен, которую он любил больше всего на свете, даже больше, чем власть. 1 мая 1889 г. генерал сел в поезд на Брюссель. Он бежал, словно клерк-растратчик. Пузырь лопнул. С буланжизмом было покончено. Сторонники тщетно преследовали его в Лондоне, на острове Джерси, в Брюсселе и умоляли вернуться. Он был целиком поглощен заботами о сентиментальной, больной туберкулезом Маргарите Боннемен. Когда она умерла в 1891 г., генерал застрелился на ее могиле. Клемансо подвел итог: «Он умер, как и жил, младшим лейтенантом», а журналистка Северин считала, что «он начал, как Цезарь, продолжил, как Катилина, и окончил, как Ромео». Правительство, наученное горьким опытом буланжизма, в 1889 г. отменило возможность баллотироваться в качестве кандидата на различные посты, что допускало плебисцит, и заменило выборы по округам голосованием по спискам. Режим был спасен. Оставалось только радоваться, ибо бог знает, куда привела бы Францию безумная авантюра буланжистской партии.

«Всеобщее избирательное право». Карикатура на генерала Буланже. 1888

Вид на Эйфелеву башню и павильоны Всемирной выставки со стороны Трокадеро. Фотография. 1889

5. Уже становилось традицией проводить в Париже Всемирную выставку каждые одиннадцать лет. Выставка 1889 г. была примечательна во многих отношениях. Она совпала со столетием Французской революции; подтвердила моральные принципы этой революции, воспринятые всем миром; позволила тысячам иностранных посетителей, вопреки недавним потрясениям, констатировать надежность республики; дала возможность продемонстрировать выдающиеся таланты Франции. Удивительная Эйфелева башня явилась шедевром великого инженера, работы которого изменили технологию строительства мостов и виадуков и к тому же легли в основу аэродинамики, что сделало возможным создание самолетов. Успех выставки, заслуженное чувство гордости, а также страх перед социализмом, утверждавшимся в левых партиях радикалов, привели наконец наиболее разумные элементы правой партии к сотрудничеству с режимом. После 16 мая они держались отстраненно, что наносило Франции большой ущерб. Они поочередно надеялись, что Мак-Магон, а затем Буланже возведут на престол короля. Лучшие из них начинали постепенно избавляться от своей мечтательности. Но на пути к присоединению оставалось одно серьезное препятствие – Церковь. Союз трона и алтаря был не просто фразой. Союзник французского королевского дома на протяжении веков, Ватикан при Пие IX продолжал его поддерживать. Но папа Лев XIII, понтифик высоких душевных качеств, считал, что роль Церкви никогда не заключалась в борьбе с законным правительством страны; что Церковь может выступать против враждебного законодательства, но не против конституции. Церковь вечна; она переживет династии и режимы. Когда-то она пожертвовала Меровингами ради Пипина; она вполне могла пожертвовать графом Парижским ради Сади Карно. Папа поручил кардиналу Лавижери, архиепископу Алжира, заронить мысль об объединении. Долгое время успех вызывал сомнение. В среде пришедших в бешенство монархистов и бонапартистов стало извращенной модой ненавидеть «нищенку». Энциклика понтифика предписывала Церкви Франции и ее приверженцам разумные директивы папского престола. Епископ мог поддержать республиканского кандидата, если тот гарантировал свободу вероисповедания. Такая позиция позволила создать Республиканскую католическую партию, которая объединила вокруг центра большинство парламента.