Этот общинный совет пользовался широким влиянием, потому что население предместий относилось к нему с доверием и потому что через Дантона он господствовал в кабинете министров. Таким образом, он оказался самостоятельной властью, во главе которой фактически стоял Дантон.
Марат тоже выступил теперь на сцену. Его свободе уже ничто не угрожало. Он положил конец своему подпольному существованию и еще вечером 10 августа расклеил воззвание с требованием решительнейших мер. Марат не был в числе членов коммуны, он был только одним из вождей той партии, которая сплотилась вокруг нее. Влияние его на коммуну было очень велико, и она предоставила ему ораторскую трибуну в зале ее заседаний. Воспоминание о тех преследованиях, которым подвергался Марат, побудило коммуну уничтожить несколько типографий, в которых печатались реакционные газеты; остальные типографии были предоставлены в распоряжение Марата.
Законодательное собрание объявило теперь действительными те свои декреты, против которых Людовик XVI выступил со своим veto: декреты против эмигрантов, которыми конфисковалось имущество последних и сами они заочно приговаривались к смерти, декрет против священников, уклоняющихся от присяги, и декрет о лагере «объединенных». Затем собрание послало ораторов и комиссаров в армии и провинции. Последние должны были провозгласить там новый порядок вещей, привести всех к присяге на верность свободе и равенству и с помощью народа низложить противодействующих чиновников.
Но эти меры показались коммуне недостаточными. Она видела, что сторонники только что низвергнутого двора тем заносчивее подымают головы, чем ближе пруссаки подходят к Парижу. Следовало опасаться контрреволюции и принять соответственные меры.
Марат всегда был сторонником диктатуры, потому что, по его мнению, революцию можно было пронести только при помощи строгой диктатуры; но он хотел, чтобы над диктатором все-таки тоже был контроль. По мнению, Марата, республика не могла считать себя упрочившейся до тех пор, пока все враги ее тем или иным путем не обезврежены. Это мнение теперь оспаривалось многими из тех, которые впоследствии выступили защитниками его; теперь и Робеспьер был против этого из опасения, что Бриссо станет диктатором. Дантон же тем меньше имел оснований бороться против этого мнения, что он сам в это время действовал, как диктатор. Он вошел и соглашение с Маратом, и они порешили на том, чтобы передать диктатуру вновь образованному общинному совету, как представителю парижского населения; собранию они не доверили бы и не преподнесли бы никогда этой диктатуры. Дантон и Марат лично не были близки друг с другом, но в эти дни они сблизились и даже раз обнялись в ратуше. Приняв диктатуру из рук Дантона, коммуна фактически оказалась в его руках.
Коммуна прежде всего взяла в свои руки ту полицейскую службу, которая до сих пор выполнялась мировыми судьями. Депутация общинного дома принудила законодательное собрание издать закон об
Но этого было мало; надо было еще осудить заключенных, и законодательное собрание должно было с этой целью учредить особый суд. Сперва оно уклонилось от этого. Тогда от имени общинного совета явился в законодательное собрание Бильо-Варенн и заявил, что если в этот же день не будет принят декрет об учреждении нового суда, то в полночь зазвучит набат. К таким энергичным действиям общинный совет вынужден был прибегнуть ввиду поведения жирондистов; дело в том, что после того, как Робеспьер безрезультатно требовал от собрания учреждения революционного суда, это же собрание приняло предложение Бриссо напомнить парижскому населению, что оно должно оставаться сторонником фактически низвергнутой уже конституции.
17 августа было постановлено учредить суд, названный потом «трибуналом 17 августа». Он немедленно же был составлен. Всего судей было восемь. Робеспьер был избран президентом трибунала, но он уклонился от этого. Судьи были избраны путем косвенного голосования, и это очень огорчило Марата; он сильно нападал по этому поводу на «адвокатские и судейские штуки» и требовал тогда уже тех мер, к которым прибегли только в сентябре.