История Французской революции. Том 1

Поименная перекличка начинается снова, теперь по второму вопросу. Двадцать девять депутатов отсутствуют. Пятеро – Лафон, Водельянкур, Мориссон, Лакруа и Ноайль – отказываются голосовать; 11 человек излагают свое мнение с разными условиями; 281 депутат подает голос за воззвание к народу, 423 – против. Президент объявляет от имени Национального конвента, что приговор над Луи Капетом не будет представлен на утверждение народу.

Эти два голосования поглотили всё 15 января; третье было отложено до следующего дня.

Волнение в Париже усиливалось по мере того, как подходила решительная минута. В театрах раздалось несколько благоприятных для Людовика XVI голосов по поводу пьесы «Друг законов», и коммуна распорядилась временно запретить все спектакли, но исполнительный совет отменил эту меру как посягающую на свободу печати. В тюрьмах господствовало глубокое уныние. Разнесся слух, что ужасные сентябрьские дни должны повториться, и арестанты и их родные осаждали депутатов мольбами, чтобы их спасли от смерти.

Якобинцы, со своей стороны, говорили, что всюду плетутся заговоры с целью спасти Людовика XVI от казни и восстановить монархию. Гнев их, возбужденный проволочками и препятствиями, становился всё более грозным, и обе партии пугались одна другой, подозревая друг друга в зловещих намерениях. Заседание 16 января привлекло еще более значительное стечение народа, нежели предыдущие. Это было решающее заседание, потому что признание виновности короля не имело никакого значения, если бы его приговорили к простому изгнанию. Этим достигалась цель тех, кто желал его спасения, потому что все, на что они могли надеяться в настоящую минуту, – это спасти его от убиения.

Трибуны с раннего утра наполнились якобинцами, не сводившими глаз с кафедры, на которую каждый депутат должен был явиться подать свой голос. Большая часть дня посвящается мерам по сохранению общественного порядка, призыву министров, их выступлениям, вызову мэра для объяснения закрытия застав, последовавшего в течение дня. Конвент постановляет, что заставы останутся открытыми и федераты, находящиеся в городе, разделят с парижанами заботу об охранении столицы и всех публичных учреждений. Так как час уже довольно поздний, то принимается решение не закрывать заседание до окончания поименной переклички. В ту минуту, когда она уже почти началась, возникает вопрос, из какого числа голосов должно состоять большинство. Легарди предлагает определить большинство в две трети голосов, как в уголовных судах. Дантон, только что вернувшийся из Бельгии, восстает против этого и требует безусловного большинства, то есть половины голосов и одного лишнего. Ланжтоине навлекает на себя новую бурю, требуя, чтобы после стольких нарушений форм правосудия была соблюдена хотя бы эта. «Мы голосуем под кинжалами и пушками крамольников!» – восклицает он. Эти слова возбуждают шум и крики, и Конвент разрешает спор объявлением, что форма его декретов остается неизменной и по этой форме они поддерживаются безусловным большинством голосов.

Голосование начинается в половине восьмого, с тем чтобы продолжаться всю ночь. Одни произносят просто «смерть», другие решают в пользу содержания в тюрьме до заключения мира и изгнания после; известное число произносит смертный приговор с одним ограничением – рассмотреть, не следует ли отложить казнь на время. Эту поправку придумал Майль и мог этим спасти короля, потому что главное было – выиграть время, и отсрочка равнялась помилованию. Довольно значительное число депутатов приняло эту поправку. Голосование продолжается среди шума и волнения. В этот момент сочувствие, внушаемое Людовиком XVI, дошло до высшей степени и многие депутаты пришли с намерением подать за него голос; но усилилось и остервенение его врагов, и в представлении народа дело Республики наконец слилось со смертью последнего короля, а спасение его стало восприниматься как что-то равносильное погибели Республики и восстановлению монархии. Устрашенные бешенством, которое возбуждалось этим убеждением, многие депутаты начали вновь опасаться междоусобной войны и, хоть и тронутые судьбой Людовика XVI, предвидели печальные последствия его оправдания. Этот страх увеличивался при виде собрания и того, что там происходило. Каждый раз, как депутат всходил по ступенькам кафедры, все затихали и внимательно слушали, но тотчас после подачи голоса поднималась буря одобрения или неодобрения и провожала депутата до места. Трибуны ропотом встречали каждый голос, поданный не за смерть, и часто позволяли себе даже угрожающие жесты. Депутаты отвечали на них из зала, и получался беспорядочный обмен угрозами и ругательствами.