Кто поручится мне, что эти самые люди, которые неустанно стараются унизить Конвент и, может быть, достигли бы этого, если бы пребывающее в нем величие могло зависеть от их коварства; что эти самые люди, везде провозглашающие необходимость новой революции и твердящие лишь о заговорах, казнях, изменниках, преследованиях, всенародно настаивающие в секционных собраниях и печатных статьях, что нужно избрать защитника Республики и ее может спасти только единый глава; кто поручится мне, говорю я, что эти самые люди не станут кричать после смерти Людовика с величайшим неистовством: “Если хлеб дорог, причина тому в Конвенте; если звонкая монета – редкость, если наши армии нуждаются, причина тому в Конвенте; если правительственная машина с трудом волочится, причина тому в Конвенте, на котором лежит обязанность управлять ею; если военные бедствия усилились объявлением войны со стороны Англии и Испании, причина тому в Конвенте, вызвавшем эти объявления опрометчивым осуждением Людовика!”?
Кто поручится мне, что в разгар этой бури, когда из своих притонов опять повылезут душегубцы 2 сентября, вам не будет представлен весь в крови в качестве избавителя этот защитник, этот глава, будто бы столь необходимый? О, если бы до этого дошла их дерзость, при первом его появлении его мгновенно пронзили бы тысячи ударов; но какие ужасы претерпел бы Париж? Кто мог бы жить в городе, где обитают только террор и смерть! А вы, трудолюбивые граждане, всё богатство которых в труде и которые лишились бы всех средств к труду, вы, которые принесли революции такие большие жертвы и у которых отняли бы последние средства к существованию, куда бы вы делись? Какими были бы ваши средства к жизни? Чьи руки утирали бы ваши слезы и подавали помощь семьям вашим, ввергнутым в отчаяние? Обратились бы вы к этим лжедрузьям, к этим коварным льстецам, толкнувшим вас в бездну? О, лучше бегите от них! Страшитесь их ответа! Я вам скажу, что они вам ответят. Вы будете просить у них хлеба, а они скажут вам: “Не хотите ли крови? Вот, берите – и кровь, и трупы; у нас нет для вас другой пищи”. Вы содрогаетесь, граждане! О, моя родина, прошу тебя, пусть не будут забыты усилия, которые я совершаю, чтобы спасти тебя в этом плачевном перевороте!»
Впечатление, произведенное импровизацией Верньо, было глубоким, потрясающим, всеобщим. Робеспьер оказался уничтожен этим честным, увлекающим красноречием. Однако Верньо заставил усомниться, но не убедил собрание, колебавшееся между обеими партиями.
Бриссо, Жансонне, Петион в свою очередь поддержали его, но решительное влияние на вопрос оказал Барер. Его изворотливость, холодное, уклончивое красноречие обеспечили ему славу образца и оракула центра. Барер долго говорил о процессе, разбирал его со всех сторон и снабдил поводами к осуждению всех робких депутатов, которым только и нужен был благовидный довод, чтобы уступить. Его посредственная аргументация послужила всем трусам предлогом, и с этой минуты участь несчастного короля была решена.
Прения продолжались до 7 января 1793 года, и никто не хотел больше слушать это бесконечное повторение одних и тех же фактов и рассуждений. Закрытие прений было объявлено без сопротивления, но предложение снова отсрочить решение возбудило сильнейшее волнение и было наконец утверждено декретом, назначавшим постановку вопросов и поименную перекличку на 14 января.
Когда настал роковой день, громадная толпа окружила собрание и наполнила трибуны. Наконец, после продолжительного спора, Конвент совместил все вопросы в трех следующих:
1) Виновен ли Луи Капет в заговоре против свободы нации и покушениях против общей безопасности государства?
2) Будет ли приговор, каким бы он ни был, представлен на утверждение народу?
3) Какому наказанию подвергнут Луи Капета?
Весь день 14 января прошел в обсуждении этих вопросов, 15-е было назначено для голосования. Собрание сначала постановило, что каждый депутат подает свой голос с кафедры, а каждый голос будет написан и подписан и может быть мотивирован; что членам, отсутствующим без основательной причины, будет сделан выговор, но входящим можно будет подать свой голос даже после поименной переклички.
Наконец начинается роковая перекличка по первому вопросу. Восемь членов отсутствуют по болезни, двадцать – по поручениям Конвента. Тридцать семь депутатов, различно мотивируя свое мнение, признают
Людовика XVI виновным, но объявляют себя некомпетентными судить его и требуют лишь принятия против него мер общей безопасности. Наконец 683 человека без всяких объяснений объявляют Людовика XVI виновным. Собрание состояло всего из 749 человек.
Президент от имени Национального конвента объявляет Луи Капета виновным в заговоре против свободы нации и в происках против общей безопасности государства.