Следовало выдержать страшный напор стольких объединившихся держав, и при всем богатстве Франции населением и ресурсами трудно было предположить, чтобы она могла устоять против направленного на нее со всех сторон натиска. Однако вожди ее были исполнены отваги и веры. Неожиданная удача в Аргонском лесу и в Бельгии убедила их, что каждый человек может сделаться солдатом в полгода. Сверх того, брожение, происходившее во всей Франции, заставляло полагать, что всё население можно перенести на поля битвы, то есть можно собрать до трех или четырех миллионов людей, быстро сделать из них солдат и далеко оставить за собой всё, что могли бы совершить все европейские государи, вместе взятые. «Взгляните на все прочие государства, – говорили министры, – там небольшое число людей, с трудом набирают в армии, население не вовлечено, и маленькая горсть солдат, распределенных по полкам, решает участь обширнейших держав. Предположите теперь, что целая нация оторвется от частной жизни и вооружится для своей защиты, – не должна ли такая рать уничтожить все обычные расчеты? Есть ли что-нибудь невозможное для исполинской силы в двадцать пять миллионов человек?»
Что касается расходов, этот вопрос тоже не смущал Францию. Капитал государственных имуществ каждый день увеличивался благодаря эмиграции и значительно превышал долг. В эту минуту капитал этот не имел цены по отсутствию покупателей, но его заменяли ассигнации, и их условная ценность равнялась будущей ценности представляемых ими имуществ. По курсу они падали до одной трети своей цены, но капитал был так громаден, что эта выпущенная добавочная треть не спасала положения.
К тому же общественный строй в его нынешнем виде заключал в себе богатства более чем достаточные для удовлетворения всех потребностей; надо было только лучше распределить эти богатства, а для этого следовало наложить особые подати на богачей, чтобы главную тяжесть войны они несли на себе. Наконец, те государства, на которые предстояло напасть, обладавшие старинным общественным строем и злоупотреблениями, подлежавшими уничтожению, должны были платить Франции за получаемую от нее помощь.
Так рассуждал одаренный пылким воображением Камбон, и эти идеи увлекали многих. Прежняя кабинетная политика рассчитывала на сто, двести тысяч солдат, на жалованье которым шли какие-нибудь налоги или доходы с каких-нибудь уделов, а тут целый народ сам вставал и говорил: «Я составлю армии»; народ обозревал общие богатства и говорил затем: «Этой суммы довольно; разделенной между нами, ее хватит на всех». Конечно, не вся нация соглашалась в этом, а наиболее экзальтированная часть ее, которая, впрочем, собиралась всеми средствами заставить народ принять эти общие решения.
Прежде чем изложить план о распределении средств, придуманное французскими революционерами, мы должны перенестись на границы и посмотреть, чем кончилась последняя кампания. Начало ее было блистательно, но первый успех, плохо поддержанный, послужил только к тому, чтобы не в меру растянуть операционную линию и вызвать со стороны неприятеля более могучее и решительное усилие. Так как вследствие растяжения на большом пространстве защищаться становилось труднее, то со стороны побитого неприятеля начала развиваться реакция, и его удвоенные усилия совпали с почти всеобщим расстройством французских армий. К этому нужно еще присовокупить, что число неприятелей почти удвоилось, так как нападениями грозили англичане с моря, испанцы с Пиренеев, а голландцы с севера.
Дюмурье остановился на берегах Мааса и не мог пробиться к Рейну по причинам, недостаточно оцененным впоследствии, потому что медлительность, последовавшая за быстротою его первых операций, казалась загадочной. По прибытии в Люттих его армия пришла в окончательное расстройство. Солдаты ходили почти без одежды; за неимением обуви они обматывали ноги сеном; некоторый достаток имелся только в хлебе и мясе благодаря контракту, который Дюмурье самовластно удержал в силе. Но денег не оставалось, так что французы грабили поселян или дрались с ними, чтобы принудить их принимать ассигнации. Лошади околевали с голода, потому что не хватало фуража; артиллерийские погибли почти все. Война опротивела солдатам, и добровольцы уходили целыми группами, ссылаясь на декрет, объявлявший, что отечество более не в опасности. Потребовался другой декрет Конвента, чтобы остановить дезертирство, и как ни был он строг, жандармы, расставленные по дорогам, едва успевали хватать беглецов. Армия уменьшилась на треть.