Конвенту был сделан доклад об этих событиях. Этот доклад не мог не вызвать нового порыва ярости против монтаньяров и патриотов. Стали говорить, что между Парижем и Тулоном существовали тайные сношения; членов Горы обвинили в том, будто они тайно организовали и это восстание. Тотчас же вышел декрет об аресте Шарбонье, Эскудье, Рикора и Саличетти, обвиненных в активной агитации. Против депутатов, преданных суду после 1 прериаля, для которых еще не были выбраны судьи, строгость удвоилась. Без всякого внимания к их званию представителей народа, их передали военной комиссии, снаряженной для суда над зачинщиками и сообщниками восстания. Исключение было сделано лишь в пользу старика Рюля, разумность и добродетели которого были засвидетельствованы множеством депутатов.
Суду департамента Эры и Луары были преданы бывший мэр Паш, его зять Одуэн, бывший министр Бушотт с товарищами Добиньи и Гассенфратцем; наконец, три главных агента робеспьеровой полиции, Герои, Маршан и Клемане.
Казалось бы, приговор, произнесенный против Бийо, Колло и Барера должен был иметь силу окончательно решенного дела: ничуть не бывало. В новом припадке строгости ссылка показалась слишком мягким наказанием; было решено снова судить их, чтобы подвергнуть смертной казни, на которую обрекались все вожди Революции.
Остальные члены прежних комитетов до сих пор казались пощаженными: блестящие заслуги, по-видимому, служили им защитой. Но теперь жирондист Анри Ларивьер напал на них с крайним озлоблением. Даже Робер Ленде, хотя его защищало множество депутатов, подвергся аресту. «Карно организовал победу!» – раздалось множество голосов – и бешеные не посмели тронуть победителя коалиции. О Приёре, депутате Кот-д’Ора, речи не было вовсе.
Что касается членов прежнего Комитета общественной безопасности, еще остававшихся на свободе, их всех арестовали. Давид, пощаженный до сих пор за талант, разделил эту участь с Жато, Эли Лакостом, Лавиконтери, Дюбарраном и Бернаром де Сентом. Исключение было сделано только в пользу Луи, депутата Нижнего Рейна, гуманность которого была слишком хорошо известна.
Наконец Конвент потребовал немедленного доклада против бывших так называемых проконсулов. Предполагалось последовательно перебрать всех комиссаров, бывавших в какой-либо командировке.
Итак, не было пощады никому из членов правительства, спасшего Францию! Пощадили только Карно, потому что армии его слишком уважали. Уж конечно не было надобности в таких жертвах, чтобы почтить память юного Ферро. Достаточно было возданных ему трогательных почестей. Конвент постановил посвятить его памяти особое заседание. Зала была убрана черным. Все депутаты явились в парадных костюмах и в трауре. Тихая, печальная музыка открыла заседание. Луве произнес похвальное слово молодому депутату, преданному, мужественному, столь рано похищенному у отечества. Собрание постановило увековечить его геройство памятником. Депутаты воспользовались этим случаем, чтобы учредить торжество в память жирондистов. Ничто не могло быть справедливее, такие славные жертвы всегда достойны поклонения. Но достаточно было осыпать их могилы цветами – не нужно было крови. Однако же кровь полилась ручьями: никакая партия, даже та, что избирает гуманность своим девизом, не бывает разумна в мщении. Точно Конвент находил, что еще не довольно претерпел потерь, и сам хотел прибавить к ним еще новые!
Обвиненные депутаты, сначала переведенные в замок дю Таро, чтобы предотвратить всякую попытку спасти их, были привезены в Париж, и процесс их велся с величайшей энергией. Старик Рюль не захотел принять помилования и, считая свободу погибшей, заколол себя кинжалом. Взволнованные, опечаленные столькими трагическими происшествиями Луве, Лежандр и Фрерон просили о предоставлении дела депутатов обыкновенным судам, а не военной комиссии. Но Ровер и Бурдон, депутат Уазы, непримиримый, как любой трусящий человек, настояли на исполнении декрета.
Депутаты явились перед комиссией 17 июня (29 прериаля). Несмотря на самые тщательные розыски, не было открыто ни одного факта, доказывающего их тайное соучастие в мятеже. Да и трудно было бы открыть такие факты, потому что депутаты эти не знали о готовившемся мятеже. Они даже не были знакомы между собою. Один только Бурботт знал Гужона, потому что встречал его, когда тот был комиссаром. Сумели доказать только то, что, когда восстание состоялось, они хотели придать законную форму некоторым из желаний народа. Однако все обвиняемые были осуждены, потому что военная комиссия не умеет отпускать обвиняемых оправданными.