Причина войны делает ее правдивой или несправедливой. Но, во всяком случае, она должна быть конечным средством в крайней необходимости, за которое надо браться с величайшей осторожностью и только в отчаянных случаях. Надо наперед строго исследовать: что побуждает к поднятию оружия на ближнего -- простое ли заблуждение честолюбия или основательная, неизбежная необходимость? Войны бывают различных родов: война оборонительная -- справедливейшая из всех. Бывают войны за государственные интересы, где государь должен защищать права своего народа, которые хотят у него отнять. Тогда процесс двух народов пишется сталью и кровью, и битвы решают законность их прав. Бывают войны из предосторожности, и государи действуют весьма благоразумно, если их предпринимают. Конечно, в этих случаях, они зачинщики, но война их справедлива. Когда чрезмерная сила государства угрожает выступить из границ и потопить землю, благоразумие обязано противопоставить ей сильные оплоты и остановить бурное стремление потока, пока еще есть возможность. Мы видим, как накопляются тучи; видим, как зарождается гроза, как молнии ее предвещают. Если государь, которому буря угрожает, не может отвратить ее собственными силами, то умно делает, соединяясь с тем, кто разде-{213}ляет с ним опасность. Если бы цари Египта, Сирии и Македонии действовали соединенными силами против римского могущества, Рим никогда не разрушил бы этих монархий. Умно составленный союз и дружно веденная война разрушили бы властолюбивые планы, которых исполнение поработило весь тогдашний политический мир. Закон мудрости велит предпочитать меньшее зло большим, браться за верное и оставлять неизвестное. Благоразумно поступает и государь, когда предпринимает наступательную войну, пока выбор между оливой и лавровым венком еще в его власти. Все войны, которых прямая цель отразить несправедливых завоевателей, сохранить святость прав народных, обеспечить общую свободу и спастись от притязаний и насилия властолюбцев, все эти войны, говорю я, вполне согласны с чувством справедливости. Государи, которые их ведут, неповинны в пролитой крови: они действуют по необходимости, и в этих случаях война меньшее зло, чем мир.
Но каждая война сама по себе так плодовита несчастьями, успех ее так неверен, а последствия до того пагубны для страны, что государи должны зрело и долго обдумывать свое намерение, прежде чем берутся за меч. Я уверен, если бы монархи могли видеть хоть приблизительную картину бедствий, причиняемых стране и народу самой ничтожной войной, они бы внутренне содрогнулись. Но воображение их не в силах нарисовать им во всей наготе страданий, которых они никогда не знали и против которых обеспечены своим саном. Могут ли они, например, почувствовать тягость налогов, которые угнетают народ, горе семейств, когда у них отнимают молодых людей в рекруты, страдания от заразительных болезней, опустошающих войска, все ужасы битвы или осады, отчаяние раненых, которых неприязненный меч или пуля лишают не жизни, но членов, служивших им единственными орудиями к пропитанию, горесть сирот, потерявших родителей, и вдов, оставшихся без подпоры? Могут ли они, наконец, взвесить всю важность потери столь многих для отечества полезных людей, которых коса войны преждевременно снимает с лица земли? Война, по моему мнению, потому только неизбежна, что нет присутственного места для разбора несогласий государей".
Как все воинственные монархи, Фридрих полагал, что государь есть первый воин государства и потому сам должен предводительствовать войсками. {214}
"Этого требуют его польза, его долг и его слава!" -- говорит он. -- Как в мирное время он -- глава правосудия, так в военное он должен быть защитником и хранителем своего народа, а это столь важная обязанность, что он никому не может ее доверить, кроме себя. Когда он сам при войске, распоряжения и исполнение их идут рука об руку с величайшей быстротой. Между военачальниками не может быть несогласий, а они имеют часто самое пагубное влияние на войска. Кроме того, личный его присмотр водворяет порядок при устройстве магазинов, в системах продовольствия и амуниционной, без которых и сам Цезарь, во главе 100.000 солдат, ничего бы не сделал. Присутствие государя оживляет дух войска и внушает солдатам доверие и смелость".
Фридрих изучил войну, как немногие полководцы, и в сочинениях его можно найти полный курс военного искусства. Провиантная система составляла главную его заботу, и он часто говорил:
"Когда хочешь построить армию, начинай прежде всего с желудка; в войне целые нации переходят с места на место; с каждым днем рождаются у них новые потребности, которые ежедневно должно удовлетворять, и гораздо труднее защитить армию от голода, чем от неприятеля. Поэтому в выборе провиантских и коммерсиатских чиновников надо быть очень осмотрительным: если они воры и мошенники -- государство много теряет".