История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

После десяти месяцев заключения в Тауэре Холт, которого ни в чем не удалось изобличить, кроме его принадлежности к иезуитскому ордену и сочувствия интересам короля Иакова, был посажен на отплывающий корабль, по неисправимой снисходительности короля Вильгельма, который, однако, пообещал ему виселицу, если он когда-либо вновь ступит на английский берег. Не раз за свое пребывание в тюрьме Эсмонд спрашивал себя, где могут находиться те бумаги, которые иезуит показывал его покровителю и которые содержат столь важные для него, Эсмонда, сведения. Невозможно, чтобы Холт имел их при себе во время ареста, ибо в этом случае они попали бы на глаза лордам-советникам и семейная тайна давно была бы разглашена. Впрочем, искать эти бумаги Эсмонд не собирался. Решение его было принято: бедной его матери нет больше в живых; что ж ему до того, что где-то существуют документальные доказательства его прав, которые он не намерен предъявлять и которых поклялся никогда не оспаривать у самых дорогих, ему людей на свете. Быть может, принесенная жертва тешила его гордость больше, чем все почести, которыми он решился пренебречь. К тому же, пока документы эти оставались под спудом, родовое поместье и титул законно и неоспоримо принадлежали кузену Эсмонда, милому маленькому Фрэнсису. Пустых слов иезуитского патера было недостаточно, чтобы подвергнуть сомнению права Фрэнка, и у Эсмонда становилось легче на душе при мысли, что бумаги не найдены, а поскольку их нет, его дорогая госпожа и ее сын остаются законными леди и лордом Каслвуд.

Почти тотчас же после своего освобождения мистер Эсмонд поспешил в деревушку Илинг, где прошли первые годы его жизни в Англии, чтобы узнать, живы ли еще его прежние опекуны и обитают ли на старом месте. Однако все, что осталось там от доброго мсье Пастуро, был могильный камень на кладбище и надпись, гласившая, что под этим камнем лежит Атаназиус Пастуро, уроженец Фландрии, скончавшийся восьмидесяти семи лет от роду. Домик старика, который отлично запомнился Эсмонду, и сад при нем (где ребенком провел он столько часов в играх и мечтах и столько раз получал побои от сварливой мачехи) принадлежали теперь чужим людям, и ему большого труда стоило разузнать в деревне, что сталось со вдовой и детьми Пастуро. Приходский причетник помнил ее - старик почти не изменился за четырнадцать лет, прошедших с тех пор, как Эсмонд видел его в последний раз; выходило по его словам, что она довольно быстро утешилась после смерти престарелого супруга, которого держала под башмаком, и взяла себе нового, моложе ее, который промотал все деньги и колотил ее и детей. Девочка умерла; один из мальчиков пошел в солдаты, другой стал ремесленным подмастерьем. Позднее мистер Роджерс, старик причетник, слыхал, будто и госпожа Пастуро умерла. Из Илинга она с мужем уехала уже восьмой год; так рушились все надежды мистера Эсмонда узнать от этой семьи что-нибудь о своих родных. Он дал старику крону за его рассказ, улыбнувшись при воспоминании о том, как, бывало, он и товарищи его игр улепетывали с кладбища или прятались за могильным камнем, заслышав шаги этого грозного представителя власти.

Кто была его мать? Как звали ее? Когда она умерла? Эсмонд томился желанием найти кого-нибудь, кто ответил бы ему на все эти вопросы, и даже вздумал было задать их своей тетке-виконтессе, которая, сама того не зная, завладела именем, по праву принадлежащим матери Генри. Но она ничего не знала или не хотела знать об этом предмете, да мистер Эсмонд и не мог особенно настойчиво допытываться у нее. Единственный человек, способный просветить его, был патер Холт, и Эсмонду оставалось только ждать, покуда какое-нибудь новое приключение или очередная интрига столкнет его со старым другом или же беспокойный и неугомонный дух последнего вновь приведет его в Англию.