История Генри Эсмонда, эсквайра, полковника службы ее Величества королевы Анны, написанная им самим

Однако если поход этот не принес нам славы, то, по крайней мере, послужил к удовольствию. Невиданные дотоле красоты земли и моря, жизнь, полная деятельности, какую ему впервые пришлось вести, - все это занимало и восхищало молодого человека. Многочисленные приключения и весь строй корабельной жизни, военные учения и новые знакомства как среди товарищей по оружию, так и среди офицеров флота заполнили и отвлекли его мысли, нарушив то внутреннее оцепенение, в которое повергли его недавние превратности судьбы. Казалось, будто вся ширь океана отделила его от былых забот, и он радостно приветствовал забрезжившую перед ним новую пору жизни. В двадцать два года раны сердца затягиваются быстро; каждый день родит новые надежды; дух крепнет, хотя бы против воли страдальца. Быть может, вспоминая теперь о своей недавней тоске и отчаянии и о том, каким непоправимым казалось ему его несчастье несколько месяцев назад, до выхода из тюрьмы, Эсмонд втайне почти негодовал на себя за подобную бодрость духа.

Повидать собственными глазами других людей, другие страны лучше, чем прочитать все книги о путешествиях, какие только есть на свете; и молодой человек искренне восторгался и наслаждался своими странствиями и знакомством с теми городами и народами, о которых он читал в детстве. Он впервые познал войну, - если не опасности ее, то хотя бы внешний блеск и весь уклад походной жизни. Он увидел в действительности, собственными глазами, тех испанских дам и кавалеров, которые рисовались ему при чтении бессмертной повести Сервантеса, лучшей отрады его юношеского досуга. Сорок лет прошло с тех пор, как все эти картины представились взору мистера Эсмонда, но и посейчас они так же ярки в его памяти, как в тот день, когда еще молодым человеком он созерцал их впервые. Облако печали, сгустившееся вокруг него и затуманившее последние годы его жизни, рассеялось во время этого столь удачного путешествия и похода. Его силы словно пробудились и росли в благодарном ощущении свободы. Потому ли, что сердце его радовалось втихомолку освобождению из нежного, но унизительного домашнего плена, или потому, что теперь, когда открылась истина, исчезло чувство приниженности, которое рождала в нем мысль о его недостойном происхождении, и одно сознание этой истины, хотя бы и тайное, утешало и ободряло его, - но, так или иначе, молодой офицер Эсмонд был совсем иным существом, нежели печальный маленький нахлебник добрых каслвудских господ или меланхолический студент колледжа св. Троицы, недовольный своей судьбой, своей профессией, избранной по ее прихоти, и втайне давно уже пришедший к оскорбительной мысли, что черное одеяние и белый воротник и самые пасторские обязанности, которым он некогда думал себя посвятить, суть не что иное, как внешние знаки рабства, предстоящего ему до конца дней. Ибо в каком бы свете он ни старался представить это самому себе, его никогда не покидало чувство, что быть духовником Каслвудов значит оставаться ниже их и что вся его жизнь пройдет в постоянном и беспросветном рабстве. Поэтому он и в самом деле далек был от того, чтобы завидовать счастливому жребию своего старого друга Тома Тэшера (хотя последний, по всей вероятности, не сомневался в этом). Предложи ему его друзья митру и Ламбетский дворец вместо скромного сельского прихода,он точно так же чувствовал бы себя подневольным; поэтому он искренне радовался теперь своей свободе и благодарил за нее судьбу.

Некий отважнейший воин, участник всех почти военных предприятий короля Вильгельма, равно как и всех походов великого герцога Мальборо, никогда не соглашался рассказать что-либо из своего доблестного прошлого, кроме разве истории о том, как принц Евгений приказал ему влезть на дерево для рекогносцировки, а он не смог выполнить этого из-за надетых на нем кавалерийских ботфортов, или еще как он однажды едва не угодил в плен из-за тех же ботфортов, помешавших ему убежать. Автор настоящих записок намерен взять за образец эту похвальную скромность и не распространяться здесь о своих бранных подвигах, которые, по правде сказать, были не более примечательны, чем подвиги тысячи других джентльменов. Первый поход, в котором участвовал мистер Эсмонд, продолжался считанные дни; и так как о нем написано немало книг, достаточно будет лишь вкратце коснуться его здесь.