История Германии в ХХ веке. Том I

Позднее политическая полиция была объединена со Службой безопасности (СД), подотчетной ей организацией, основанной как разведывательная служба. Единым руководителем обоих подразделений был глава СД Рейнхард Гейдрих. Это обеспечило преследование противников режима в соответствии с политическими и идеологическими целями национал-социалистов. В то же время границы между государственным институтом и политической организацией начали размываться. Однако обычная административная система и Генеральная полиция, начальником которой Гиммлер стал в 1936 году, должны были по-прежнему подчиняться принципам правового государства; это должно было укрепить доверие населения к законности действий полиции. Однако это не распространялось на политическую полицию. Она не подчинялась юридическим нормам и получала указания непосредственно от фюрера[43].

Важнейшим инструментом этого весьма специфического сочетания властных и идеологических установок на подавление противников режима стали концентрационные лагеря, и названия первых «концлагерей», самым крупным из которых был Дахау, быстро приобрели в стране пугающую репутацию.

Теперь, спустя всего несколько лет после начала нацистского правления, «лагерь» уже был обычным явлением повседневной жизни и не сводился к месту преследования противников режима. В лагерях для безработных Службы труда рейха уже содержались десятки тысяч молодых людей, как и в лагерях для рабочих на автострадах рейха, а позже – в так называемом «Западном валу» на границе с Францией. С этим была связана идея о том, что с трудностями и вызовами модерной жизни проще всего справиться с помощью военной организации, милитаризации работы и жизни. Даже курсы повышения квалификации и подготовки студентов, врачей или юристов теперь организовывались «по-лагерному», школьников летом отправляли в лагеря отдыха, спортсменов в спортивные лагеря – в этом всегда отражалась временная, коллективная, военизированная природа понятия «лагерь». Повсюду лагерная организация, лагерные старосты, надзиратели, установленные правила, переклички и «продовольственные пайки» определяли повседневную жизнь и связывали лагерную жизнь с идеологией военно-природного, бессословного, коллективного и здорового существования – в противовес индивидуалистическим удобствам, предлагаемым гражданской жизнью в модерном мире[44].

Этот фон также имел определенное значение для восприятия и осмысления концентрационных лагерей. Они не только ассоциировались с чем-то временным и внегосударственным, выражая явное дистанцирование от прусской тюремной традиции, но и подразумевали исправление и воспитание, что отражалось, например, в надписи над входными воротами «Arbeit macht frei» («Работа освобождает»). Но это с самого начала оказалось камуфляжем. Сообщения об убийствах, пытках и терроре в лагерях быстро превратили концентрационные лагеря в синоним нацистского террора в целом.

На первом этапе нацистской диктатуры, примерно в начале лета 1934 года, по всей Германии были созданы малые и большие лагеря или другие учреждения тюремного типа для заключения политических противников национал-социалистов[45]. В концентрационные лагеря помещали в основном политических противников национал-социализма, особенно коммунистов, а также социал-демократов, профсоюзных деятелей и даже чиновников, отличившихся во время преследования национал-социалистов до прихода нацистов к власти. Кроме того, там были священнослужители, писатели, журналисты и другие люди, по каким-либо причинам не нравившиеся нацистам.

Оргия насилия, сопровождавшая подавление противников национал-социализма на этом этапе, стала шоком не только для немецкой, но и для международной общественности, поскольку такие чрезмерные и жестокие действия ранее не считались возможными в такой цивилизованной стране, как Германия. Это суждение все еще основывалось на стандартах демократической страны, и в этом контексте новые концентрационные лагеря были чем-то неслыханным, даже если насилие, которое здесь проявилось, было сравнимо с событиями в других диктатурах тех лет (например, в Италии при Муссолини или в Греции при Метаксасе, не говоря уже о Советском Союзе при Ленине и Сталине).