Бундесрат – представительство государств, входивших в империю, – номинально имел сильные позиции: как и рейхстаг, он должен был утверждать все законы, особенно бюджет, а также мог предлагать законы и издавать правовые декреты. Но на самом деле за этой позицией лишь скрывалась особая роль Пруссии, которая как крупнейшее государство империи фактически руководила бундесратом, где председательствовал прусский король. В Пруссии по-прежнему действовала трехклассная избирательная система, в основу которой был положен облагаемый налогом доход физических лиц, а это в восточных избирательных округах давало преимущества главным образом землевладельцам. В результате прусское доминирование означало в то же время сильное политическое влияние заэльбских крупных аграрных производителей.
Положение монарха, канцлера, бундесрата, верховенство Пруссии и особое положение военных указывают на институционально авторитарный характер нового государства. Однако в качестве уступки буржуазии и либералам, которые, являясь самой мощной политической партией, поддержали создание империи, этим институтам был на общеимперском уровне противопоставлен сильный парламентский элемент: рейхстаг, который избирался каждые три года, а после 1888 года каждые пять лет, причем в соответствии с очень демократичным избирательным законом: все мужчины старше двадцати пяти лет имели право голоса; такое избирательное право было достигнуто в Англии и Франции только через пятьдесят лет. Все имперские законы требовали одобрения парламента, который, кроме того, должен был ежегодно утверждать бюджет, а также мог призвать канцлера выступить с заявлением перед парламентом. Таким образом, рейхсканцлер был вынужден добиваться большинства в рейхстаге – это стало началом постепенной парламентаризации Германской империи, которую Бисмарк хотел предотвратить любой ценой. Конечно, важные сферы компетенции были из этого процесса исключены: парламент не мог избирать ни рейхсканцлера, ни министров, называемых «статс-секретарями». Но главное – он не мог принимать решений по самой большой статье бюджета: бюджету армии. Правда, с течением времени рейхстаг постепенно добился расширения своих полномочий в этой области. Однако финансирование военных расходов оставалось одним из главных предметов разногласий до самого конца.
Политический строй Германской империи был компромиссом, выражением соотношения сил в начале 1870‑х годов, для которого была характерна коалиция консерваторов и либералов на основе принципов национальной политики. Однако самый важный вопрос еще не был решен: должна ли новая Германская империя управляться буржуазно-парламентским путем или как конституционно-монархическое авторитарное государство? Вытекавшие из этого конфликты были очевидны уже на ранней стадии: конфликты между Пруссией и империей, между императором и канцлером, но прежде всего – между императором, канцлером и бундесратом, с одной стороны, и рейхстагом – с другой. Кроме того, еще не было ясно, насколько сильным будет федеративный характер этой конструкции и какое значение будет иметь империя в целом по сравнению со входящими в нее государствами.
Впрочем, поначалу это казалось второстепенным, поскольку главные задачи нового национального государства заключались в создании единого экономического, правового и коммуникационного пространства на основе того, что было достигнуто в рамках Северогерманского союза, – в конце концов, это было главной целью, ради которой империя была основана. И в этих областях новая система оказалась чрезвычайно успешной.
Внутри страны новое национальное государство – несмотря на всю радость по поводу военной победы над Францией – столкнулось с многочисленными противоборствующими силами. В особенности следует упомянуть четыре группы: во-первых, тех, кто надеялся на великогерманское решение и, таким образом, на менее выраженное доминирование Пруссии; в эту группу входили многие южнонемецкие либералы. Во-вторых, большинство католиков, которые оказались в положении меньшинства в государстве, где доминировали протестанты. В-третьих – социал-демократы, которые в 1871 году еще не представляли собой крупного и внушающего страх движения и отнюдь не были настроены антинационально, но из‑за недемократического, милитаристского характера империи Бисмарка находились в резкой оппозиции к нему. В-четвертых, существовали ненемецкие меньшинства, которым приходилось опасаться маргинализации или даже дискриминации в империи, которая теперь открыто дефинировалась как немецкая: сюда относились, естественно, жители Эльзас-Лотарингии, которая была отделена от Франции после войны и включена в состав новооснованной империи, датчане и, прежде всего, поляки, у которых создание немецкого национального государства усилило стремление к восстановлению их собственного отечества, которое было разделено с 1795 года.