Если динамика изменений с конца XIX века сама по себе может рассматриваться как фактор движения в сторону войны, то нельзя не отметить, что и война рассматривалась, по крайней мере некоторыми европейцами, как выход, как ответ на вызов, брошенный обществу новыми условиями жизни в эпоху модерна. Во всяком случае, в Германии правый лагерь, наиболее ярко представленный Пангерманским союзом, надеялся, что война подтвердит или возобновит тот порядок, который казался ему оптимальным: прочь от пагубных культурных влияний нового времени – от социалистов до урбанизма и модерного искусства – к социальной структуре, в которой промышленность, наука и модерные технологии сочетались бы с авторитарным правлением, традиционным общественным устройством и стародавними представлениями о культуре и морали. Поэтому возглас «После каждой войны становится лучше!» относился не только к внешнеполитической, но и к внутриполитической ситуации.
3. ВЛАСТЬ ВОЙНЫ
НАЧАЛО ВОЙНЫ
Война на два фронта против трех союзных великих держав – теперь свершилось то, что имперское правительство в Берлине всегда хотело предотвратить. Начальные условия были сложными: самый важный союзник, Австро-Венгрия, считался ослабленным, а союзники Италия и Румыния даже не вступили в войну. Уже по этой причине немецкая сторона должна была приложить все усилия для того, чтобы решить исход военного столкновения в свою пользу прежде, чем структурное превосходство Антанты скажется на полях сражений. В начале войны Центральные державы и Антанта имели в своем распоряжении примерно по три миллиона солдат. К лету 1918 года Центральные державы, включая Османскую империю, вступившую в войну в октябре 1914 года, мобилизовали около 19 миллионов солдат, а державы Антанты – почти 37 миллионов[1]
. Короткая война считалась необходимой не только по военным, но и по политическим и экономическим причинам: и политики, и бизнесмены были убеждены, что длительную войну не переживет без необратимого ущерба ни германская экономика, ни мировая, через которую воюющие страны были во многом связаны друг с другом. Однако больше всего правительство Германии, особенно рейхсканцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег, занимавший свой пост с 1909 года, опасалось дестабилизации и без того шаткого внутреннего положения империи, если война затянется и не закончится победой Германии. Страх перед внутриполитическими беспорядками в случае неблагоприятного развития событий на фронтах, перед гражданской войной или даже перед принуждением к внутриполитическим реформам оставался постоянно присутствующим и важным фактором в военной и внутренней политике Германии на протяжении всей войны[2]. Военная стратегия Германии, разработанная десятилетиями ранее, определялась двумя требованиями: необходимо было избегать одновременной войны на востоке и на западе и добиваться быстрого решения войны в свою пользу. Согласно плану, несколькими годами ранее разработанному начальником германского Генерального штаба фон Шлиффеном, предполагалось провести мобилизацию в Германии гораздо быстрее, чем в России, чтобы выиграть время и сначала бросить в бой все армии на западе, а затем на востоке. Чтобы обойти сильные французские укрепления на границе с Германией, Францию планировалось атаковать не с востока, а с севера – через Бельгию. Таким способом французская армия должна была быть взята в огромный котел и разбита за одно сражение, что привело бы к взятию Парижа за короткое время. Тем временем на востоке должны были оставаться только слабые германские части, чьей задачей было отразить русское наступление. После победы на западе предполагалось атаковать Россию основными немецкими силами и разгромить ее. Этот план Шлиффена был во многом модифицирован его преемником фон Мольтке, но в основном замысле германское командование придерживалось именно его, хотя он и предусматривал нарушение нейтралитета Бельгии, что почти наверняка привело бы к вступлению Великобритании в войну.