Тем временем германские части находились в районе между реками Эной и Марной, их передовые отряды были всего в 60 километрах от Парижа. 5 сентября французский главнокомандующий Жоффр приказал контратаковать – началась битва на Марне. Через четыре дня германские войска были вынуждены отступить за безопасную северную линию вдоль реки Эны. Это означало, что наступление прекратилось. Дальнейшее продвижение в районе Реймса и Суассона в течение последующих недель осуществить не удалось; не увенчались успехом и попытки взять Ипр на западе Бельгии и разгромить находящийся там британский экспедиционный корпус. Наконец, 15 ноября немецкие войска вышли к побережью Ла-Манша в Ньивпорте. Теперь обе стороны начали закрепляться на достигнутых позициях и укреплять их почти непреодолимой системой окопов, заграждений из колючей проволоки и артиллерийских батарей. В результате весь Западный фронт на протяжении более семисот километров замер. Почти четыре года боевые действия велись в этой узкой полосе от Северного моря до Вогезов.
Через четыре месяца после начала войны уже не было никаких разговоров о быстрой победе, о том, что немецкие солдаты вернутся домой до Рождества. Хотя на западе германские войска находились далеко на вражеской территории, провал стратегического плана был очевиден. Однако в сводках с фронтов, которые распространялись в Германии, шла речь только об успехах, и твердая уверенность населения в победе в принципе сохранялась. Но это несоответствие между реальностью и пропагандой, между ситуацией и настроением, таило в себе опасность: ведь по мере того, как росли ожидания в народе, правительство теряло свободу действий, и возможность окончить эту войну даже без триумфальной победы ускользала.
ДУХ И ИДЕИ 1914 ГОДА
Как и во всех странах, вступивших в войну, в августе 1914 года в Германии царил бурный патриотический подъем. Вагоны военных эшелонов украшали надписи, свидетельствовавшие о беспредельной уверенности в победе: «С Францией разберемся – русскими займемся!» Широко распространенное чувство национального единения перед лицом войны, навязанной Германии, во многих случаях перерастало в неистовый милитаристский восторг[6]
. Стратегия правительства, представлявшего Германскую империю невинной жертвой нападения, оказалась успешной, по крайней мере, среди значительной части собственного населения. «Завистники повсюду заставляют нас прибегать к правомерной самозащите. Нас заставляют взять в руки меч», – провозгласил император с балкона Берлинского дворца 31 июля. В Дармштадте один школьник написал в сочинении в августе 1914 года: «Ненависть, зависть и мстительность наших врагов стали причинами мирового пожара. <…> Наше дело правое перед Богом. Мы не хотели войны»[7]. Военный энтузиазм выражался особенно ярко и драматично среди молодых буржуа. Более 180 тысяч юношей, в основном гимназистов и студентов, добровольно пошли в армию – это было больше, чем военные власти могли принять и обучить. Поколение «Перелетных птиц» и Молодежного движения увидело в этой войне возможность пережить «огромное, головокружительное приключение» и вырваться из нелюбимых им условностей повседневной жизни. Поэтесса Ина Зайдель в начале войны написала стихотворение под названием «Немецкая молодежь в 1914 году»:Писать стихи стало настоящей молодежной модой во время войны; к 1918 году, вероятно, было написано более миллиона военных стихов. В них авторы воспевали конец сытого, скучного, негероического века, экзистенциальный опыт товарищества, ранения, героизма и смерти, а также поиск больших, простых чувств.