Однако вскоре эти патриотические декларации перешли на новый уровень: если вначале в них отвергались несправедливые обвинения «заграницы» в адрес Германии, то теперь постулировалось моральное, политическое, военное и экономическое превосходство Германии над другими нациями. Одним из примеров бесчисленных заявлений такого рода является доклад берлинского юриста Отто фон Гирке, который в сентябре 1914 года говорил о цели и смысле этой войны. Отправной точкой для Гирке, как и для многих других, стала война 1870–1871 годов, которая, как подчеркивал оратор, сделала Германию единой, большой, сильной и богатой. Но, продолжал Гирке, эти достижения были поставлены под угрозу межпартийными спорами, партикулярными интересами капитала и труда, «преувеличенным восхищением всем иностранным», с которым пели славу Французской революции. Но главное, подчеркивал докладчик, – была утрачена нравственная сила Германии. Произошло это из‑за «завышенной оценки материальных благ» и «затмения здоровой радости жизни болезненным гедонизмом», вследствие «фривольности и чувственности, все большего расшатывания моральных устоев в отношениях между полами», из‑за отхода от Бога и религии. Но теперь, в августе 1914 года, изумлялся Гирке, произошло удивительное чудо: великолепный подъем немецкой народной души перед лицом навязанной войны. Ушли в прошлое «все разлады, все партийные распри, весь мелочный эгоизм». Каждый теперь чувствует себя частью целого; никогда еще ни один народ не чувствовал себя настолько единым со своим государством, никогда еще так твердо не доверял своему руководству. Поэтому, утверждал оратор, победоносное окончание войны будет означать «господство омоложенной немецкой культуры»: новое государство и гарантированный им немецкий правовой порядок будут укреплены, как и монархия; военный дух государства, «строгая дисциплина» в его учреждениях усилятся. Перед лицом демократической республики французов и «тени королевской власти, порабощенной парламентским режимом» британцев, теперь, в ходе войны, докажет свое превосходство народный характер германского государственного и правового строя, в котором связаны друг с другом королевская власть и народная свобода. Во внешней политике, по убеждению Гирке, победоносное завершение войны будет означать для Германии «высвобождение силы для завоевания всего мира». Но главное – нравственность вновь станет краеугольным камнем немецкой жизни: «Немецкая культура – это нравственная культура. Ее превосходство коренится в непостижимой глубине ее моральных устоев. <…> Пусть же ее чистый образ никогда больше не будет запятнан безумной жаждой обогащения, вырожденческой погоней за чувственными удовольствиями, похотливой жаждой сенсаций, поверхностным превознесением мастерства и знания»[10]
. Такие идеи были чрезвычайно распространены и отнюдь не ограничивались праворадикальными кругами: многие считали, что победоносная война сможет спасти находящуюся под угрозой исчезновения немецкую солдатскую монархию и создать общество, в котором модерные технологии и наука сочетались бы с традиционной системой ценностей и романтической идеей единого национального сообщества, не разделенного интересами. Многие мнения выходили и далеко за рамки этого. Прежде всего, противостояние между Германией и Англией интерпретировали как борьбу двух идей, двух концепций устройства общества – наиболее четко это прослеживается в работе «1789 и 1914» Иоганна Пленге, специалиста по теории государства и экономики из Мюнстера. Модерное общество, согласно основной идее Пленге, слишком сложно и многолико, чтобы управлять им в соответствии с принципами либерализма, индивидуализма и свободной игры сил: результатами этого стали резкие социальные противоречия, моральное разложение, потеря истинной свободы, отмирание государства. Адекватным ответом на эти вызовы был бы, по мнению Пленге, корпоративный государственный социализм, как тот, что развивался в Германии с 1871 года. Его ведущей идеей является «организация», где индивидуальные интересы не противопоставляются друг другу, а объединяются общим идеалом. Это единство проявилось в «духе 1914 года» и сформировало «идеи 1914 года»: здесь свобода происходит не от отсутствия обязательств, а от организованности. Как идеи Французской революции определили XIX век, так идеи Германской революции 1914 года определят ХX век – «революция созидания и объединения всех государственных сил в ХX веке в противовес революции разрушительного освобождения в XVIII веке», писал Пленге: «В нас – ХX век. Как бы ни закончилась война, мы – образцовый народ. Наши идеи будут определять жизненные цели человечества»[11]. Это был уже не реакционный романтизм, а концепция иного модерна. В нем национализм и социализм должны были слиться воедино, а индивидуальная свобода должна была быть ограничена в пользу коллективной. Единый контроль над экономикой и обществом, исходящий от государства и организованный по армейским принципам, доказал, по мнению автора, свое значительное превосходство по сравнению с принципами гражданского общества и демократии, поэтому правильным ответом на вызовы эпохи модерна он считал не демократию и либерализм, а армию и организацию общества по армейскому образцу.