- Глупый мальчишка, - снисходительно рассмеялся незнакомец. - Чтобы я, Гата-лама, опускался до какого-то безымянного ничтожества? Да скорее…
Он не договорил очередное свое оскорбление, поспешно подаваясь назад. Острие меча Сяо-Фаня, возникшее словно из ниоткуда, стремительным росчерком пересекло то место, где мгновения назад находилось горло чужеземца. Горсть черных волосков, медленно кружась, опускалась вниз - примененный третьим учеником Уся-цзы прием “полет небесного духа” чудом не обезглавил монаха по имени Гата, вместо этого укоротив его бороду на пару-тройку фэней[1].
- Смерти ищешь, юнец? - прорычал лама. - Так я ее…
Вновь запнувшись на полуслове, он отступил, с трудом уклоняясь от свистящего стального шквала, которым обратился меч Ван Фаня. Младшие монахи, воздев свои булавы, бросились на помощь Гата, но попятились, встреченные вихрем непрерывных атак. Юный воитель сражался в полном окружении, и теснил своих противников - холодная ярость побудила его высвободить всю мощь легендарного стиля Девяти Мечей Одиночества.
Плотная толпа монахов скучилась еще больше - соратники Сяо-Фаня вступили в бой, сражая чужеземцев и оттесняя их назад. Гу Юэсюань шел во главе своих товарищей по оружию, сметая врага могучими ударами. Цзин Цзи, бледный и злобно скалящийся, не отставал от него, нещадно рубя направо и налево, и щедро рассыпая в разные стороны оружейные техники ци. Вэй Цзылин двигалась скупо и осторожно, но каждое ее прикосновение повергало на землю очередного чужеземного монаха. Кончики ее пальцев темнели, сочась смертоносной ци Искусства Тысячи Пауков. Фу Цзяньхань двигался с небрежной легкостью, и его меч бесплотным духом проникал сквозь все попытки врагов защититься, сражая их одного за другим. Постепенно, монахи откатились назад, и четверо товарищей встали рядом с Ван Фанем. Тот остановился, тяжело дыша; замер в неподвижности и Гата, удивленный данным ему отпором.
- В отместку за боль моей подруги, я заберу твою правую руку, - прорычал Сяо-Фань, указывая на ламу острием меча. - Если же ты, падаль, причинил ей серьезный вред, лучше убей себя сам - я заживо изрублю тебя на десять тысяч кусков!
- Смири свой гнев, младший брат, - холодно проговорил Юэсюань, - и вспомни уроки учителя. Мы всего лишь проучим хорошенько этого чужеземца.
- Да, пальцев правой руки будет достаточно, - кровожадно поддакнул Цзи. - Чем бы они там ни занимались в своих горах, для его трудов этому Хэто[2] достанет и левой руки.
- Самоуверенные глупцы, - напыщенно бросил монах. Присутствие духа вернулось к нему, а вместе с ним, и самодовольство. - Вам повезло застать меня врасплох, но не думайте, что ваше везение продлится…
Ван Фань не собирался выслушивать похвальбу врага, и вновь метнулся вперед со всей возможной скоростью, угрожая ламе мечом. По счастью, он не применял "полет небесного духа", так как на этот раз, чужеземный монах был готов. Приняв необычную стойку, Гата резким движением выбросил вперёд ладонь. Волна обжигающе-жаркой ци вспорола воздух, заставляя его вспыхивать на своём пути. Техника монаха словно породила из ничего пламенный клинок, стремящийся рассечь Сяо-Фаня пополам.
Тот даже не замедлил движения вперёд, ловким пируэтом уклонившись от хлестнувшей в его сторону огненной плети. Меч крутанулся на ладони юного воителя, и Гата вскрикнул от боли - на его предплечье налилась багрянцем кровавая полоса. Ван Фань налетел на своего врага бурным вихрем, рубя и коля без перерыва, обрушивая на него сплошной дождь острой стали. Кажущаяся беспорядочность его многочисленных атак запутывала и рассеивала внимание - каждое из движений меча юного воителя было обманчиво, и могло как мгновенно обратиться смертоносным выпадом, так и безвредно пронзить воздух.
Чужеземный монах не сдавался, огрызаясь волнами и всплесками пламенной ци, но ни одна из его атак не достигла непрерывно движущегося юноши. Перемещаясь столь же ломаным и беспорядочным образом, что и клинок его меча, то и дело уходя в выглядящие излишними пируэты и прыжки, юный воитель словно утратил телесную оболочку, без видимого труда уходя от вражеских техник. Лишь его меч оставался веществен и опасен - одна за другой, кровавые раны появлялись на теле Гата, заставляя его болезненно кривиться и отступать. Когда очередная алая борозда распахала мускулистый торс монаха, тот не выдержал, и бросился прочь, ускоряясь техникой шагов. За ним устремились его подручные, унося своих раненых.
Сяо-Фань рванулся было следом, но остановился, удержанный крепкой хваткой Гу Юэсюаня.
- Достаточно, младший, этот негодяй получил свое, - успокаивающим тоном проговорил молодой воитель, отпуская плечи собрата. - Что с тобой? Я никогда раньше не видел тебя в такой ярости.
- У Ласточки жар и судороги, - пробормотал Ван Фань, которого покинула вся злость, а вместе с ней - и бодрость. - Она еле двигается, и не говорит. Я не знаю, как это лечить.