Мы приближаемся к окрестностям Агалеоса и живописному холмистому ландшафту, поросшему оливковыми рощами и древними виноградными лозами. Нас ждут богатые пастбища и нивы, которые противоречат широко известной поговорке Фукидида[848]
о скудости земель Аттики. Небольшие деревушки разбросаны слева и справа по сторонам дороги. Это и Каматеро, и Лиозия, и крупное селение Миниги. Этот район в древности принадлежал демосу Ахарна. Нам многое говорят имена Софокла, Платона и, разумеется, Аристофана — уроженца этих мест.Здесь находится перевал, ведущий в Агалеос, и вдалеке сияет голубая вершина Киферона, а еще дальше — море. Прямо перед нами возносится в небо окутанный облаками Парнас. Во времена богов-парнасцев на его вершине, предположительно — в гарме, высилась бронзовая статуя Зевса Парнефиоса. У подножия Парнаса раскинулась обширная равнина, живописно перемежающаяся небольшими группами пиний и масличных деревьев. Собственно говоря, Каливия, как именовалась одна из здешних деревушек, — это не название в собственном смысле слова, а по-гречески понятие, обозначающее небольшой хутор при крупной деревне. Горные ручьи, стекающие с Парнаса по специально проложенным каналам, орошают поля и луга, покрытые свежей зеленью.
Отсюда путь ведет нас в горы, на Парнас, так что проехать здесь практически невозможно. Нас особенно поразило одно ущелье, по дну которого протекает ручей. Женщины стирали в нем белье. Дети чужеземной наружности, надо полагать — албанцы, с любопытством глядели на дорогу. Мы двинулись пешком по этой живописной глуши и, оглянувшись, бросили прощальный взгляд на далекий Акрополь и равнину Афин, а затем спустились с перевала вниз и направились к Парнасу. Здесь царило дикое горное уединение, словно на краю света. Дорогу нам то и дело переползали черепахи: они — коренные жители Аттики. Древняя Эгина чеканила на своих монетах изображение черепахи. Этих животных во множестве собирают на греческом побережье, и корабли доставляют этих существ в Бари, где их продают в гавани и где можно увидеть черепах самых разных видов. Во времена Павсания склоны Парнаса еще изобиловали дикими кабанами и медведями, а сегодня здесь нередко встречаются только дикие кошки.
Чазия, издали выглядящая черной каменной гаванью, возникла перед нами на равнине под сенью величественных горных вершин, к которым ведет перевал из Филе. Эта деревушка, новое название которой широко известно в Греции, — самая большая во всей Аттике. Ее немощеные улицы покрыты грязью, дома, стоящие прямо на земле, возведены из известняка. Внутренние дворы также немощеные, и на них, по здешнему обычаю, выходят все окна. На каждом шагу встречаются цистерны и широкие террасы. Ни единого знака стремления хоть как-то украсить свои жилища или домашний быт не видно в этом бедном селении. Увы, так убого и примитивно живут древнейшие обитатели Аттики, следы поселений которых встречаются еще в фундаментах скальных камер на афинских холмах.
Внезапно я заметил маленькую купольную церковь, под навесом портала которого был изображен Агиос Петрос (греч. святой Петр), держащий в руках некое здание. Кое-где на фасаде красовались круглые сюжетные изображения, выложенные из цветной мозаики. За церковью находилось кладбище, на коем не было никакой другой зелени, кроме старых корявых оливковых деревьев да одного-единственного маленького кипариса. На маленьких надгробных холмиках росли розмарины и белые лилии. Роль надгробий выполняли массивные камни причудливых форм, но без надписей. Рядом с ними лежали разбитые кружки и черепки сосудов с остатками углей. Возможно, здесь было в обычае зажигать уголь в качестве жертвы усопшему. На раскопках дворца в Микенах также были найдены в большом количестве черепки глиняных сосудов. Даже в наши дни в Греции еще существует обычай бросать наполненные водой кружки и сосуды на могилы усопших.