История городов будущего

Но даже союзники Дэн Сяопина, поддерживавшие его рыночные реформы, относились к Шанхаю с недоверием. Некоторые из них боялись, что джинн китайского революционного космополитизма вырвется из распечатанной шанхайской бутыли и покончит с их властью. Другие считали, что один только символизм такого решения обернется водой на мельницу идеологического противника. Дэн Сяопину и без того досаждали партийные консерваторы, которые предвещали, что его нацеленные на международные инвестиции особые экономические зоны станут новым изданием иностранных концессий. И хотя при создании Шэньчжэня Дэну удалось одержать над ретроградами верх, в случае Шанхая, который весь «век унижений» от Опиумной войны до конца Второй мировой в самом деле был конгломератом иностранных концессий, их критика звучала куда убедительнее.

Однако городские власти Шанхая не сдавались. «В 1980-х, когда мы готовили новый генеральный план, – объяснял Чжан Жуфэй, бывший чиновник градостроительного отдела шанхайской администрации, – нам пришло в голову развивать противоположный берег реки (то есть Пудун) и мы попытались перетянуть на свою сторону центральное правительство». Амбициозные планы по застройке Пудуна, казалось, должны были оградить Шанхай от обвинений в попытке возродить иностранные концессии. Местные планировщики предлагали построить новый сверкающий центр города прямо через реку от небоскребов довоенной эпохи, возведенных вокруг Бунда британскими и американскими шанхайландцами. Нависая над зданиями периода иноземного господства, новый район был призван стать символом возрождения мощного и независимого Китая. Его задачей было не просто принизить сооружения европейцев, но и буквально подняться над позором старого Шанхая. Не зря эти небоскребы должны были возникнуть в Пудуне, печально знаменитом районе иностранных фабрик и китайских лачуг, где китайцы за гроши вкалывали ради обогащения западных компаний вроде British American Tobacco и Standard Oil.

При всей идеологической привлекательности такой идеи центральные власти в Пекине снова и снова отклоняли масштабные планы шанхайцев. Экономическая либерализация светила Шанхаю только в том случае, если политбюро сможет убедиться, что местные власти способны удержать город в узде. События на площади Тяньаньмэнь в 1989 году предоставили им отличную возможность продемонстрировать свои авторитарные навыки.

История бойни в Пекине в общих чертах известна каждому. Тем не менее, оглядываясь назад, можно сказать, что царившее в это самое время в Шанхае относительное спокойствие было даже важнее, чем пекинские события. Именно местная атмосфера во время событий на Тяньаньмэнь позволила городу получить отмашку на застройку Пудуна и в конечном счете определила новую модель развития Китая, в которой экономическая открытость сочетается с полной политической консервацией. Воплощать ее в жизнь были призваны безжалостно-эффективные шанхайские руководители Цзян Цзэминь и Чжу Жунцзи, получившие тогда ключи от всей Поднебесной. Подобно тому как верность Бомбея во время восстания сипаев 1857 года побудила Лондон ускорить его развитие и сделать его образцом для всей Индии, сдержанность Шанхая в 1989-м убедила правителей в Пекине вернуть городу статус основного китайского мегаполиса.

Тяньаньмэньский кризис возник как будто на пустом месте. 15 апреля 1989 года весь Китай облетела новость о том, что известный сторонник реформ, член политбюро Ху Яобан скончался в результате сердечного приступа. Оставаясь приверженцем однопартийной системы, Ху был убежденным западником. Он первым из всей китайской верхушки спрятал в шкаф свой маоистский френч и надел деловой костюм европейского покроя. Он даже призывал сограждан пользоваться вилками и ножами, утверждая (ошибочно), что традиционные палочки способствуют распространению инфекций. Однако окончательно он перегнул палку в 1986 году, когда в интервью гонконгскому журналисту предположил, что от системы «кто дольше жив – того и власть», благодаря которой престарелые руководители партии оставались на своих постах буквально до дня смерти, Китай вскоре перейдет к упорядоченной передаче полномочий. Намек на то, что 80-летний Дэн Сяопин должен уйти в отставку, не сошел ему с рук. Несколько месяцев спустя, когда Ху отказался пресечь незначительные студенческие выступления с требованиями политической либерализации, он был отстранен от власти.

Традиция политического протеста в форме неуемной скорби возникла в 1976 году, когда известие о смерти дипломата Чжоу Эньлая стало поводом для всенародного оплакивания, которое воспринималось как косвенная критика сумасбродного стиля управления Мао Цзэдуна. Увидев в кончине Ху шанс выразить свое недовольство, тысячи пекинских студентов собрались на площади Тяньаньмэнь. Руководствуясь схожими соображениями, 19 апреля шанхайская газета «Всемирный экономический вестник» организовала в Пекине симпозиум, посвященный жизни и трудам Ху Яобана.