История городов будущего

Проведенный в 2006 году международный конкурс на лучший проект башни «Газпром-сити» был омрачен многочисленными скандалами. Заявленные в качестве членов жюри звезды мировой архитектуры сэр Норман Фостер и Рафаэль Виньоли в знак протеста отказались от своего участия. Хотя ни один из них так и не высказался публично, ходили упорные слухи, что причиной стала угроза городскому архитектурному ансамблю, а также давление со стороны Матвиенко, которая очень хотела, чтобы победил ее любимый проект лондонского архитектурного бюро RMJM. Недовольны были и конкурсанты. Швейцарская архитектурная фирма Herzog & de Meuron, представившая свой вариант, выступила с заявлением, что конкурс «подтвердил все те расхожие мнения о России, которым мы так не хотим верить»²⁵.

В этой непростой обстановке жюри объявило, что победил проект RMJM – полупрозрачная, сужающаяся кверху башня, напоминающая синее пламя на корпоративном логотипе «Газпрома». Архитектору Филиппу Никандрову, уроженцу Петербурга, начавшему свою карьеру в Дубае, выпало оказаться публичным лицом сил, выступавших за строительство башни. Он стал основным представителем RMJM в Петербурге и руководил всем процессом из своего офиса в доме Зингера на Невском – в том самом здании, 16 этажей которого по первоначальному проекту должны были возвышаться над всем городом, но которое по личному указанию царя было урезано до шести.

С самого начала у проекта были могучие покровители в лице Путина, Матвиенко и вице-премьера Дмитрия Медведева, председателя совета директоров «Газпрома», который в 2008 году был выбран Путиным на роль своего преемника в качестве президента России. (В 2012 году Путин вернет себе президентское кресло, понизив Медведева до премьер-министра.) Однако жители Петербурга, от архитектурной элиты до простых обывателей, приняли башню в штыки. В дискуссии вокруг небоскреба у властей уже не получалось скрыть существование другой точки зрения. Могли ли петербуржцы не иметь собственного мнения о том, нужна ли их городу самая высокая башня в Европе? Большинство горожан вернулись на оборонительные позиции, занимаемые в советское время, а общественное движение против строительства башни возглавила группа активистов «Живой город», состоящая из архитекторов, историков и простых петербуржцев. Члены Союза архитекторов города почти единодушно выступили против проекта, который, по их мнению, нарушал градостроительные традиции старой столицы, ее пропорции и характерную для нее горизонтальность. Ходили даже разговоры об исключении Никандрова из Союза, но, осознав сомнительность исторических параллелей – в сталинские времена изгнание из профессиональной организации, как правило, служило прелюдией к последующему аресту и расстрелу, – архитекторы решили ограничиться официальным заявлением, разъясняющим их позицию.

Критики небоскреба столкнулись с высокомерием, напоминавшем о царских замашках. Когда несколько ведущих деятелей культуры Петербурга договорились о встрече с руководителями «Газпрома», чтобы высказать свои возражения, глава петербургского отделения компании заявил, что они, наверное, просто упустили из виду одну важную деталь. Общественное мнение не имеет никакого значения, потому что «мы – “Газпром”», – объяснил чиновник.

Но и при всей своей заносчивости новый режим стремился создать видимость демократической легитимности. Формальные процедуры соблюдались, хотя результат их был предрешен. Общественные слушания состоялись, но в присутствии ОМОНа, который должен был напоминать противникам башни, кто тут главный. Сами слушания были своего рода представлением театра кабуки. В 2008 году активисты тайно засняли кастинг актеров, нанятых для поддержки проекта на открытых заседаниях. Задиристая англоязычная газета The St. Petersburg Times сообщала, что после слушаний актеры выстроились за углом в очередь, чтобы получить свои 400 рублей (примерно 17 долларов)²⁶. Как и на ассамблеях Екатерины Великой, западный ритуал тут соблюдался, но был лишен всякого смысла. В итоге выходил маскарад с поддельным политическим равенством и фальшивой демократической открытостью.

Сам архитектор Никандров воспринял обвинения в найме актеров в качестве сторонников проекта с равнодушием. Даже если защитникам башни и платят, пояснил он, делается это в рамках закона. «Пусть это и правда, это не было нарушением, потому что на общественные слушания может прийти любой желающий. Может прийти художник или актер. Для открытых общественных слушаний не предусмотрено никаких ограничений, в них может участвовать кто угодно». Понятно, что в путинском Петербурге демократия – это просто шоу. Тогда какая разница, если кому-то из актеров платят, а кто-то участвует в нем добровольно?