История государства Лахмидов

О том, какими могли быть эти жертвоприношения, мы можем приблизительно судить по сведениям об аравийской аль-Уззе. Мусульманские авторы приводят рассказ Халида Ибн аль-Уалида о его отце, который до конца жизни совершал такие жертвоприношения. Отправляясь в Нахлу, он оставался там три ночи, т. е. четыре дня, и приносил в жертву сотню овец и верблюдов [60, с. 81; 156, с. 874]. Хишам аль-Кальби сообщает, что в святилище аль-Уззы был жертвенник (manhar), называвшийся al-gabgab [102, с. 15]. Вместе с тем, в источниках нет упоминаний о человеческих жертвоприношениях в честь аравийской аль-Уззы. Это, конечно, не значит, что их не было и у Лахмидов. Но известия Дады и Прокопия Кесарийского сильно отличаются от того, что мы знаем об арабах того времени и Лахмидах в частности. Напрашивается догадка, что речь идет просто о жестоких казнях, которых, вообще говоря, в истории Лахмидов было немало. Аль-Мунзир, у которого пленники, как показано в Части I, подвергались дурному обращению, мог перебить взятых в полон женщин просто потому, что они мешали его войску быстро уходить от погони, или из-за невозможности получить за них желаемый выкуп. Дада, кажется, видел в казни пленниц прежде всего расправу язычников над христианами, и объяснение этого как жертвоприношения было вполне логичным. Что касается Прокопия, он пересказывает сообщение какого-то неизвестного нам источника, за достоверность которого трудно поручиться. Поэтому, не оспаривая в принципе сведения источников, автор этих строк считает верным пока считать вопрос о человеческих жертвоприношениях в Лахмидском государстве открытым.

Этот вопрос имеет и еще одну сторону, которая тесно связана с трактовкой известий о «двух столпах» (al-gariyyan, ед. ч. gari). Рассказы о них можно разделить на две группы. Одни авторы пересказывают сообщения Хишама аль-Кальби, который, в свою очередь, ссылается на аш-Шарки Ибн аль-Кутами (al-Sarqi Ibn al-Qufami, сер. VIII в.). Согласно им, два товарища аль-Мунзира III на ночном пиру стали перечить ему. Царь, будучи пьян, велел закопать их живыми в землю. Проснувшись на следующее утро, аль-Мунзир пожалел о содеянном и велел воздвигнуть над их могилами два столпа. По одной из версий, над могилами закололи нескольких верблюдов, кровью которых намазали столпы. Вслед за этим аль-Мунзир установил для себя в году два дня, в один из которых он казнил, а в другой — осыпал благодеяниями всех, на кого падал его взор. Это касалось не только людей: за птицами охотились при помощи соколов, за зверьми — на конях. Кровью убитых, будь то люди или нет, намазывали столпы. Через какое-то время в неурочный день к аль-Мунзиру попал один таййит по имени Ханзала (Hanzala). Аль-Мунзир решил казнить и его, но позволил на год отлучиться к родичам: один из приближенных царя поручился за него. Когда через год Ханзала, верный клятве, явился на казнь, аль-Мунзир, впечатленный таким поведением, отпустил и его, и его поручителя и отменил свой обычай [172, ч. 19, с. 86–88; 227, с. 214–215; 264, т. 4,с. 198]. В других известиях, значительно более кратких, речь идет об ан-Нумане III, который имел обычай в один день казнить, а в другой миловать, и велел намазывать столпы кровью казненных [67, с. 111; 188, с. 995–996; 192, с. 2445; 213, с. 146–147, 465–466; 233, с. 649; 236, с. 280].

Даже если оставить в стороне трудно решаемую альтернативу между аль-Мунзиром III и ан-Нуманом III, трактовка этих сведений неоднозначна. Г. Ротштайн сближал сообщения о том, что колонны мазали кровью убитых, с рассмотренными выше рассказами о человеческих жертвоприношениях. Сделанный им вывод состоял в том, что колонны были священными монументами, на которые изливали кровь жертв [131, с. 141]. Однако фрагменты, на которых он основывался для того, чтобы показать сакральный характер колонн, прямо не относятся к постройкам Лахмидов. В дошедших до нас источниках gari обычно объясняется как tirbal (большая, массивная постройка) или как gari (хороший)[306], без какой-либо связи с идолами, сакральными сооружениями и т. п.

Существуют и другие доводы как в пользу сакрального характера колонн, так и против него. Обмазывание столпов кровью, о котором говорят средневековые авторы, должно было иметь какой-то смысл, и первое, что приходит на ум — действительно считать это религиозным обрядом. Будь на месте столпов идол Сибд, можно было бы представить себе, что это символический, вынесенный из первобытных времен акт кормления волка, т. е. задабривания божества. Кроме того, если столпы действительно считались идолами, они должны были считаться какими-то божествами или ассоциироваться с ними, в том числе — и во внешних признаках — изображениях и т. п. Описаний колонн у нас, к сожалению, нет, но сохранился стих раннеисламского поэта аль-Кумайта (776/77 — 840/41):

«Знаешь ли ты одинокое изображение газели на двух колоннах (al-gariyyan)? Или ты не хочешь узнавать его? Или оно стало неузнаваемым?» [188, с. 996; 196, с. 189].