История государства Лахмидов

Этот стих, однако, неясен и не находит параллелей в других источниках, что не дает возможности привлекать его как аргумент в пользу одной из гипотез.

С другой стороны, если обмазывание колонн кровью являлось религиозным обрядом, оно должно было совершаться регулярно и следовать определенным правилам. В источниках мы читаем, что кровь на столпах принадлежала тем, кто не успевал вовремя укрыться от глаз правителя в день казней. Но таких людей вряд ли было много: трудно представить себе, чтобы лахмидские правители систематически истребляли собственных придворных или арабов-пустынников, рискуя вызвать ответ со стороны родов или племен, к которым принадлежали казненные, мятеж al-sam'i' и т. п. Более того, если следовать рассказу, восходящему к Хишаму аль-Кальби, уже сам аль-Мунзир III отменил свой обычай, который, следовательно, не распространился на других правителей династии. При таких обстоятельствах трудно говорить о традиции жертвоприношений. Далее, источники нигде не сообщают о разрушении двух столпов мусульманами — при том, что об уничтожении идолов, например, аль-Уззы, есть подробные сообщения. Будь столпы действительно идолами, это было бы очень странно. Наконец, не каждый символический жест обязательно носил сакральный характер (можно вспомнить хотя бы щит Олега на вратах Царьграда). Действия лахмидских царей можно объяснять и по-другому: оставляя кровь казненных на месте, открытом для всеобщего обозрения, они подчеркивали факт их смерти (в ином случае это могли быть, например, чучело на воротах, голова на пике и т. п.). В рассказе Хишама аль-Кальби обнаруживается показательная деталь: аль-Мунзир III, пусть и сожалея о казни, говорит, что никто не вправе перечить воле царя. Затем он велит, чтобы прибывавшие к нему посольства арабских племен проезжали между двумя столпами. Стало быть, два столпа со следами крови должны были стать для арабских племен видимым доказательством того, что Лахмиды твердо удерживают власть, не потерпят даже малейшего противодействия ей и готовы жестоко подавить любую оппозицию.

Другая проблема состоит в том, что мы практически ничего не знаем о языческих священнослужителях или хотя бы о смотрителях идолов. Можно лишь констатировать, что они были. Известно, что ан-Нуман III, заболев, первоначально обратился за помощью к священнослужителям при идолах (kahanat al-asnam), но это не возымело действия, и он принял решение креститься [74, ч. 3, с. 468][307].

Не имея ясного представления об этих священнослужителях, мы не можем ответить и на другой вопрос — почему хирское язычество так быстро и почти без борьбы отступило, когда крестился ан-Нуман III. Как мы увидим далее, арабская среда на первых порах отнеслась к этому крещению с глухой неприязнью, но дальше дело не пошло. В дальнейшем традиционные верования и обряды совершенно исчезают из хирской жизни. Примечательно, что в рассказах источников о подчинении Хиры мусульманскому халифату мы нигде не встречаем упоминаний о разрушении идолов в городе или его окрестностях, что для того времени было обычным делом. Ничего не знает о традиционных верованиях хирцев Хишам аль-Кальби, составивший свод описаний аравийских идолов. При нынешнем уровне наших знаний объяснять уход хирского язычества можно лишь на основе исторического контекста. Как будет показано далее, вместе с ан-Нуманом крестились предводители войска и, насколько можно предполагать, немалая часть знати. Крестились, конечно, не все, но мы, зная решительность и непреклонность ан-Нумана, можем предполагать, что он расправился бы с теми, кто попытался бы выступить против него под предлогом возврата к традиционным верованиям. Наконец, можно представить себе, что после крещения ан-Нумана еще больший размах приобрела деятельность христианских проповедников, вследствие чего традиционные верования все более теряли поддержку знати и племен. В итоге получилось так, что некому было ни выступать за прежние верования с оружием в руках, ни даже бежать к племенам Аравии, чтобы продолжать борьбу с их помощью.

Зороастризм

О распространении зороастризма в Хире известно крайне мало. Мы знаем только одного жившего в области Хиры человека, о котором можно сказать, что он был зороастрийцем. В составленном митрополитом Басры Мар Ишоднэхом (жил в конце VIII в.) перечне основателей монастырей упоминается Мар Эвда, о котором сообщается, что он происходил из «страны арамейцев», из области, расположенной по соседству с Акулой (будущей Куфой), рядом с Хирой. Он был зороастрийцем, но впоследствии крестился [103, с. 486]. Похожие сведения сообщает и автор «Сииртской хроники», у которого, однако, Мар Эвда был родом из-под Хиры. Судя по тексту источника, Мар Эвда жил в конце VI — начале VII в. [74, ч. 3, с. 549].