История Гражданской войны в США. 1861–1865

Шерман писал 23 мая из Кингстона: «Я уже в пятидесяти милях от Атланты и удлинил на сто миль железнодорожные коммуникации, которым угрожают кавалерийские атаки». Донесение дает некоторое представление о трудностях, сопровождающих вторжение на территорию противника. От солдат требовалось не только умение совершать длительные переходы и воевать, но и готовность терпеливо сносить лишение многих привычных удобств обычной армейской жизни. Значительную часть багажа и палаток пришлось оставить; укрытием для дивизионных и бригадных штабов служили обычные тенты; но питание, состоящее из мяса, хлеба, кофе и сахара, было обильным и доброкачественным. Все поставки осуществлялись по единственной железнодорожной ветке, ведущей от Атланты до Чаттануги. Конфедераты по мере отступления взрывали рельсы и сжигали мосты; инженерным войскам федералов приходилось их восстанавливать, и делали это они умело и энергично, наводя мосты словно по волшебству – к огромному изумлению солдат Джонстона, которые, полагая, что их разрушительные усилия создадут врагу существенные помехи, все время слышали доносящиеся из тыла армии Союза свистки локомотивов, тянущих составы с припасами.

У Кингстона Шерман оказался в местах, которые двадцать лет назад изъездил вдоль и поперек на лошади, будучи лейтенантом артиллерии. Воспоминания подсказывали ему, что позиция Джонстона у Аллатуна очень хорошо защищена и одолеть его там будет сложно. Он решил обойти противника; для этого 25 мая он ушел от железной дороги, совершил большой круговой маневр правым флангом и дал серьезное сражение при Нью-Хоуп-Чёрч, которое достигло своей цели: вернувшись к железной дороге, он занял ее от Аллатуны до Биг-Шанти в виду горы Кеннесо. По не очень понятной причине Шерман отказался от своей обычной стратегии и атаковал в лоб практически неприступные позиции Джонстона у Кеннесо. Эта операция признана крупнейшим промахом в его в целом хорошо продуманной и блестяще реализованной кампании. Импульсивные решения, принимаемые в состоянии возбужденного нетерпения, можно считать традицией для Камберлендской армии; но если у Шермана и было такое настроение, оно не мешало ему тщательно подготавливать наступление. Приказ он отдал 24 июня, но наступление началось только через три дня. Солдаты-ветераны мужественно шли в атаку, но, поняв вскоре, что одна винтовка в окопе стоит пяти на открытой местности, пришли к выводу, что задачу можно выполнить только ценой огромных людских потерь. С согласия дивизионных и корпусных командиров они отказались от дальнейших попыток. Потери Шермана составили почти 3000 человек, Джонстона – 800.

Сражение у горы Кеннесо выявило кардинальное различие в характере и образе действий Шермана и Томаса. Шерман считал Томаса медлительным, склонным вести оборонительные действия, хотя специфика кампании требовала, чтобы армия Союза наступала, а не оборонялась. С другой стороны, большинство офицеров Камберлендской армии считало, что нетерпеливость и импульсивность Шермана, которая создала столько проблем у Кеннесо, приведет к новым катастрофам, если его не сдерживать осторожностью и рассудительностью Томаса. Профану трудно разобраться в этих противоречиях, но, поскольку кампания до сего момента шла успешно и в итоге оказалась победной, следует полагать, что различия военных дарований Шермана и Томаса в сумме дали преимущество; они дополняли друг друга, пусть и испытывая порой взаимное раздражение, и сами по себе не достигли бы таких успехов.[634]

Не следует забывать: пока продолжались военные действия, началась и политическая кампания. Нужно было определиться с кандидатами и избрать президента. Важный вопрос – должен ли Линкольн остаться на второй срок – обсуждался весь предыдущий год. Президент в известной степени нес ответственность за военные неудачи 1862 года, за катастрофы при Фредериксберге и Чанселорсвилле, поэтому многие стали сомневаться, обладает ли Линкольн необходимыми способностями и решимостью довести до конца великое дело. Но затем его осенили лучи славы Геттисберга и Виксберга, что существенно укрепило его политическое положение. Тем не менее недовольство было достаточно сильным, чтобы искать нового лидера, и его увидели в Чейзе, который изо всех сил стремился в президентское кресло. Теоретически его можно было рассматривать как грозного соперника. Он представлял радикальное крыло партии республиканцев. Представители этих взглядов считали его противовесом Линкольну, который в своих действиях против института рабства был, на их взгляд, слишком медлителен, а теперь еще вызывал раздражение политическим курсом на реконструкцию Союза. Чейз, успешно проявивший себя на посту министра финансов, по характеру и способностям вполне подходил для должности президента.