История греческой литературы Том I

В трагедии "Вакханки" Эврипид как бы предостерегает своих современников от того дешевого, поверхностного преклонения перед силой самоуверенного рассудка, которым отличается Пенфей. В трагедии (ст. 555) прямо отмечается его ὕβρις (самоуверенность). Вестник упрекает Пенфея в чрезмерном злоупотреблении царской властью. С этим надо сравнить слова Тиресия о дурных гражданах (ст. 271, 311, 332). Хор в своей песни предостерегает от гордецов (ст. 427-431) и призывает следовать тому, что признано большинством. К тому же выводу пришел и свидетель гибели Пенфея (ст. 1149-1152). Может быть, Эврипид выражает свои мысли там, где заставляет говорить мудрого Тиресия (ст. 200-209), что никакие рассуждения (λόγος) не поколеблют взглядов, полученных им в наследие от богов. Пространный ответ Тиресия Пенфею (ст. 266-327) начинается замечанием: "если какой-нибудь мудрец берет для речи хорошее основание, то не трудно говорить хорошо... в твоих же словах нет ума; а человек дерзкий, умеющий хорошо говорить, если у него нет ума, является плохим гражданином". Речь Тиресия содержит ряд мыслей, широко распространенных у риторов школы Горгия.[660] Эта речь пользовалась большим успехом у потомков, и ее началом воспользовался однажды в споре Александо Македонский.[661]

В песнях хора (ст. 877-911, 1006-1011) можно видеть также итог тех мыслей о судьбе человека, которым научила Эврипида жизнь.

"Вакханки" по своему содержанию очень близко подходили к мифу, воплощение которого легло в основу античной драмы; но характеры участников этой трагедии слишком далеки от того, на чем держался культ Диониса. Дионис трагедии Эврипида слишком далек от благостного бога и по своей мстительности и по всему образу своих действий. В споре между Пенфеем и Кадмом доводы последнего в пользу вводимого Дионисом нового культа мало убедительны. Учитывая это, некоторые исследователи трагедии приходят к выводу, что в этой трагедии Эврипид резко выступал против обычного культа Диониса.[662] По остроумному замечанию П. Жирара в рамки этой трагедии Эврипид ввел драму сатиров, только без участия самих сатиров.[663]

Г. Норвуд подчеркивает в трагедии "Вакханки" наличие трех достоинств: простоты построения, обилия красивейших лирических номеров и глубокого отношения к вопросу о богах, резко противоположного "Хоэфорам"[664] Эсхила. Здесь бог показан пришлым колдуном (ст. 233 — ξένος γόης).

"Вакханки" очень сильно отразились на рассказе о смерти Пенфея, в "Превращениях" Овидия (III, 511-733), куда вошло переложение отдельных стихов трагедии Эврипида.

Надо сказать несколько слов о трагедии "Рес", которая попала в собрание сочинений Эврипида по ошибке.

Трагедия изображает убийство пришедшего на помощь троянцам фракийского царя Реса Одиссеем и Диомедом, тайно проникшими для этого в стан троянцев. Подобное содержание мало поддается драматической обработке и не содержит ничего, что могло бы привлечь к себе внимание такого поэта, как Эврипид. Безыменное древнее предисловие к "Ресу" отмечает сомнения в принадлежности этой трагедии Эврипиду — она обнаруживает больше сходства с манерой Софокла. Но схолии (к ст. 528) показывают, что глава пергамской школы грамматиков Кратет все-таки считал ее принадлежащей Эврипиду, но написанной им в юности.

Из новых ученых некоторые приписывают ее одному из последователей Эсхила, усматривая в ней много общего с его трагедией "Персы", другие — Софоклу, третьи — Эврипиду младшему, племяннику прославленного трагика, а иные-даже какому-нибудь позднему александрийскому эклектику. Особенно сильно подчеркивал ее недостатки знаменитый филолог Г. Германн, видевший в ней руку совсем неопытного мастера. Содержание ее примыкает к песни X "Илиады".[665]

3. ДРАМЫ САТИРОВ

Эврипиду принадлежат следующие драмы сатиров: "Автолик", "Бусирид", "Эврисфей", "Сисиф", "Скирон", "Силей". Целиком дошел до нас его "Киклоп", время сочинения которого неизвестно. Здесь народная сказка об одноглазом Людоеде, получившая первичную художественную обработку в "Одиссее" (IX, 192-535), мастерски использована Эврипидом для цели, которой в драме сатиров не ставили еще его предшественники: для Эсхила и Софокла эта заключительная веселая часть тетралогии служила только безобидным средством облегчить тяжелое душевное состояние зрителей, вызванное переживаниями участников трагедии. Эсхил и Софокл давали в виде развязки изображение проказ богов.