Однако нет ничего ошибочнее, чем представлять себе, будто в эту эпоху крестьянство было уже совершенно бесправной массой. Оно, конечно, не участвовало в фактическом управлении подобно «басилеям», но тем не менее представляло собою замкнутое, а по сравнению с переселенцами-иностранцами в своем роде привилегированное сословие, пользовавшееся хотя небольшими, но строго установленными традицией правами: участвуя в войне, крестьяне получали свою долю военной добычи, они имели право на военную и судебную защиту своего имущества и жизни. Далее, как мы увидим, когда будем говорить о народном собрании, и политическое значение крестьянства в эту эпоху не было таким уж ничтожным.
Племенное или «полисное» хозяйство этой эпохи — в общем еще замкнутое и натуральное. Культурно-утонченная обстановка жизни правящего класса, характерная для крито-микенского мира, в течение этих столетий почти исчезает; разница между культурным уровнем жизни аристократа и крестьянина становится незначительной.
Вместе с упадком торговли сокращается и кругозор грека; ярким показателем этого положения вещей является характерное для гомеровских поэм представление, будто конец света, полный чудовищ и всякого рода фантастических ужасов, находится совсем недалеко от Греции. Теперь привозятся в незначительном количестве только предметы роскоши для знати. Их привозят в первую половину изучаемой нами эпохи финикийские купцы на финикийских кораблях, так как греки этой эпохи лишь постепенно начинают научаться каботажному торговому мореплаванию, т. е. плаванию вдоль берегов.
Поселения финикиян не носили прочного характера.[56]
Финикийские купцы выгружали на берег свои товары и вели торговлю с местными племенами; когда же все товары были распроданы, они вовсе покидали место стоянки, причем, если удавалось, грабили местное население, уводили женщин и т. д. В XV книге «Одиссеи» мы читаем:Мы узнаем также, что это были за «соблазны»; это были яркие драгоценные безделушки, которые столь неотразимо действовали на женщин:
Уезжая, финикийцы, как рассказывается дальше, похитили царского сына. Точно так же и Геродот, сообщая старинный миф об Ио, рассказывает, что финикийцы, распродав свои товары, напали, как было у них заранее условлено, на пришедших к кораблю женщин; несколько женщин им удалось схватить и увезти. В этом мифе, быть может, сохранились воспоминания об обстановке гомеровской эпохи.
В другом месте «Одиссеи» рассказывается, как грек впервые научается торговать у финикиянина. Здесь один из братьев, получивший слишком малый участок земли в наследство и предпочитавший войну мирным занятиям, отправляется в море. После того как пиратское нападение на Египет окончилось плачевно, герой был пощажен египетским царем и жил у него из милости.
Наконец, в «Илиаде» мы встречаем уже купца — греческого аристократа: