Во–первых, натуралистическое изображение святого лица. Такое изображение имеет ценность, —исторического документа; но оно не относится к художеству и всегда пред ним будет большею оценкою пользоваться равнозначащий ему фотографический снимок. Изображение такого рода, как и фотографический снимок, дает меньше, нежели непосредственное внешнее зрение, и оказывается нужным лишь за отсутствием последнего. Напротив, художественное прозрение воскресшего облика в человеке естественном дает гораздо больше внешнего зрения; по самой сути дела такое изображение есть преодоление натуралистической оболочки данного лица и потому само никоим образом не должно и не может быть натуралистическим.
Оно[169]
выражает синтетический духовный облик данного человека, тот внутренний образ, который слагается у знающих его на протяжении всей жизни, и даже нечто еще более глубокое, потому что тут в явное и явленное человеком вплетается тайное, невыраженное и, может быть, никогда не прорвущееся наружу. Святой в значительной мере делает себя помощью «искусства из искусств»[170], аскетики, совпадающим(со)своим духовным обликом или во всяком случае — прозрачным для него. Его внешний вид можно уподобитьLXXXIII
Есть особый род портрета, принадлежащего к синтезу высокого порядка, в котором объединяемая полнота дается
Отдельные композиции этих житийных полей иконы показывают действия, подвиги, испытания и т. д. из жизни данного лица, т. е. его взаимоотношение с внешним миром, его деятельную связь с ним. И поэтому, в полную противоположность созерцательно–отрешенному от деятельности лику середника, они должны быть насыщены драматизмом и развертывают действие жизни в ее наиболее полных движением поворотах.