И в единой Японии оказалось слишком много людей, хорошо умеющих воевать…
Глава 32.
Возвращение в Миману
Мы уже успели порядком подзабыть некое княжество Мимана на Корейском полуострове, которое в свое время покорилось древней японской морской экспедиции. Но вот Хидэёси Тоётоми помнил о нем. Как оказалось, очень хорошо.
Понятно, что объединением Японии дело не ограничилось бы. В свое время (кстати, примерно в те же годы) Южная Америка очень хорошо ощутила, что такое идальго — люди, посвятившие всю жизнь войне с маврами, выбившие их из Испании и… оставшиеся «безработными». Дело для них нашлось с открытием Нового Света.
Примерно то же произошло и с самураями. Но в Японии процесс развивался быстрее. И первым среди жаждавших битв был сам военный диктатор.
Наполеоновские планы
Некий корсиканец, проявивший себя в XVIII веке, мог бы лишь позавидовать планам сына японского крестьянина. Они, пожалуй, превосходили наполеоновские. Хидэёси надеялся завоевать не только Японию, но и Китай. Неясно, чего здесь оказалось больше — безумия или трезвого расчета. Диктатор сравнивал Китай с циновкой, которая может быть широкой, но ее вполне возможно свернуть и унести.
Есть свидетельства, что во время кампании против Ходзё полководец посетил святилище бога войны Хатимана под Камакурой. Там оказалась и статуя великого Ёритомо Минамото. О дальнейшем рассказывает С. Тёрнбулл: «Хидэёси подошел к статус великого сёгуна и, похлопав ее по спине, обратился к изображению своего славного предшественника с такими словами: «Ты обрел всевластие под небесами, ты и я — единственные, кто смог это сделать. Но ты происходишь из благородного рода, а я вышел из крестьян. Но что до меня, как только я завоюю всю империю, я намереваюсь покорить Китай. Что ты об этом думаешь?»
Не вполне ясно, что Минамото ответил на такое панибратство. Вероятно, ответ крестьянскому сыну со стороны главы рода, происходящего от императоров, мог оказаться не совсем тем, на который тот рассчитывал.
Но ближайшей целью должен был оказаться не Китай, а Корея, которая к тому времени все же смогла из множества княжеств превратиться в нечто целостное. Эта страна признавала китайский сюзеренитет, но считала себя самостоятельной. К тому же, если Японию донимали корейские пираты, то на Корею нападали их японские коллеги. (И они действовали не сами но себе с разрешения и под контролем различных даймё). В 1587 г. Хидэёси попытался восстановить дипломатические отношения с корейским двором. Эта страна должна либо выступить на стороне Японии, либо оказаться завоеванной территорией.
«Первый японский посол, посланный Хидэёси в Корею, вернулся, так и не увидев корейского правителя, и Хидэёси велел его обезглавить «для воодушевления прочих», — сообщает С. Тёрнбулл. Наконец, корейский ван ответил, что готов пойти на возобновление отношений, если ему привезут пойманных корейских пиратов. Таковые быстро нашлись. Заодно японская делегация доставила вану несколько мушкетов — первые образцы огнестрельного оружия в этой стране. Подарок был с намеком: государству, обладающему таким вооружением, лучше лишний раз не перечить.
В апреле 1590 г. в Японию направили послов из Корен. Хидэёси принял их лично, после чего сообщил о намерениях. «… Я соберу могучую армию и вторгнусь в Великую Мин. Холод моих мечей заполнит все небо над четырьмястами провинциями. Если я приступлю к исполнению этого замысла, то надеюсь, что Корея станет моим авангардом. Пусть она преуспеет в этом, ибо моя дружба с вашей почтенной страной целиком зависит от того, как вы себя поведете, когда я поведу свою армию против Китая».
Теперь стало понятно: войны не избежать. Послы заявили, что мысль о военной экспедиции в Китай абсурдна. Хидэёси разгневался, а предупреждение о готовящемся событии дошло и до Пекина. Корейцы подтвердили: угроза реальна.