История имени

Макс сморщил дочерна загорелый нос, что, видно, означало у него определенную степень презрения, и снова заставил вращаться менее тощего, но и менее сдержанного Эдди МакМилна. Однорукий подвесил его за ноги за дерзость после первых же минут знакомства. Конечно, парень ругал не Макса, просто у Эда не раскрылся парашют, и спасла его лишь любовь Лайтмена к затяжным прыжкам. Максу понравилось, как они сгруппировались в воздухе и спустились потом на землю на одном парашюте. Но после рыжий щенок мог бы быть и повежливее. И субординацию пора бы знать, хоть Макс и видел начальство в том же самом месте.

Однорукий сел, наконец, оставив свою жертву раскачиваться и служить трем новым подопечным живым примером вежливости и послушания. «Да, — думал он, — этот длинноволосый и впрямь слишком уж тощий». Макс перевел взгляд на Марсика, плотненького и бронзового от загара: «Будто и не в одном заведении их растили». А потом и на третьего: «Бес его знает, человек ли это вообще, уж больно странный, и лицо… Но это уже не мой вопрос».

Пацаны сидели тихо, хитро, по-восточному, переплетя ноги и положив руки на бедра. Они вроде и не замечали своей наготы, а ведь всего полчаса назад с них содрали одежду и выпихнули из самолета, швырнув вслед парашюты… О цивилизации напоминали только учебные браслеты с небольшим объемом информации на тему, в какую местность они попали, и что тут можно есть. Неплохо для начала. Был у Макса случай, когда такой вот щенок, свалившись на него с неба, сразу начал требовать одежду, оружие и завтрак… Макс бросил его тогда на недельку одного… И пацан уже ничего не стал требовать. Одногруппники потом принесли в лагерь то, что оставили от него гиены… Ну, что делать, раз этот курс у них называется «Выживание». Значит, парень просто не сдал зачет. Вот и волосатый этот может не сдать…

— Говорят, двуногие от цивилизации дуреют. Может, оно и не так, — сказал Однорукий Макс, — но может, и хорошо, что мы дуреем. Может, разум — это зараза, которую кто-то впрыснул в человека… Тогда, как не учись, — плоть, она все равно одолеет заразу… Вот и идите и докажите мне это. Если кто-то вернется в лагерь раньше, чем утром третьего дня, я лично вздерну его, и уже не за ноги. То же самое я сделаю, если кто-то вернется позже.

Макс говорил почти автоматически. Он часто повторял эту маленькую речь. Иногда сразу, иногда все-таки на 2-й или 3-й день. Но на этот раз никто из курсантов не приглянулся ему настолько, чтобы утруждать себя лишними хлопотами. Щенков учат плавать, бросая их в воду. Вот так-то.

Однорукий обернулся, обрезал веревку, и Эд упал. Но если бы Макс смотрел на него в тот момент попристальней, то заметил бы, что упал Эд МакМилн гораздо медленнее и мягче, чем должен бы был. Ну, а то, что пацанов, в очередной раз повешенных на его старую шею, стало вдруг не четверо, а трое, он заметить не смог бы и при желании. Ему казалось, что и большеглазый, поросший светлой шерсткой по всему телу Ласси, тоже бросился развязывать Эда. Но на самом деле Ласси давно уже спал, свернувшись в клубок, в кустах. Однако замечать это научился только «тощий и волосатый» Лайтмен.

* * *

Ланс здорово разозлился на Однорукого. Если бы не Ласси, он бы ему показал. «Не светись», — мысленно и, как всегда, коротко буркнул Ласси, и он был прав.

Потом они втроем — Ланс, Эд и Марсик отыскали пушистого в кустах: он так много спал в последнее время.

«Я расту, — подумал Ласси в ответ на беспокойство Лайтмена. — Мысленно я с вами, а тело растёт. Ему нужно спать». Ланс, однако, решил, что пушистый сказал ему не все.

У Эда слегка кружилась голова, и они присели рядом с Ласси, обсуждая, чем заняться для начала — обеспечить себе обед или подстроить Однорукому Максу какую-нибудь гадость. Ланс голосовал за гадость, Марсик и Эдди — за обед. Ласси пихнули в бок, и он прошептал «обед», хотя мяса не ел, и, в крайнем случае, мог обойтись теми же кустами, в которых спал.

— Тогда пошли, — сказал Ланс.

Ласси с неохотой поднялся. Глаза у него в последнее время приобрели способность резко менять цвет и сейчас были янтарно-желтыми. На языке цвета, Ланс знал, это означало решимость.

«Что-то происходит последнее время с Ласси», — подумал Лайтмен.

Глаза пушистого посветлели, и он быстро пошел вперед, чутьем определяя место для лагеря. В лесу Ласси чувствовал себя лучше, чем в школе и в городе. Казалось, лес был ему больше домом, чем человеческое жилье. Ни одна ветка даже случайно не могла хрустнуть у него под ногами, ядовитые лианы сами уклонялись с его пути, змеи уползали с тропы в заросли. Ланс долго ломал голову, как это выходит у Ласси, пока тот не сказал ему одно слово «расслабься». И он, как всегда, был прав. Теперь Лансик и сам чувствовал себя в лесу, как дома, ему и в самом деле нужно было лишь расслабиться, чтобы биение его сердечка влилось в старую кровь леса. С Марсиком и Эдди было сложнее, оказалось, что они не такие дикие. Но иногда получалось и у них.

«Мы пришли», — подумал Ласси.