История Индии

Но какого же типа была эта империя? По-видимому, правление Самудрагупты не было слишком назойливым. Риторика того времени, возможно, обгоняла действительность, а ее иносказательные выражения могли быть неверно истолкованы. При внимательном рассмотрении мало что свидетельствует об активном бюрократическом вмешательстве Самудрагупты в дела соседей — подобном тому что было в империи Маурьев. Несмотря на все усилия индийских ученых-патриотов, претензии националистов, называющих его «объединителем Индии», находят слабое подтверждение. Возможно, он и вправду был «человеком, чей гений позволяет считать его индийским Наполеоном»^{96}, —Аллахабадская надпись опровергает тезис о том, что Индию завоевывали только иностранцы. Но все это были завоевания, преследовавшие скорее сиюминутные политические цели, чем династические амбиции. О славном прошлом Гуптов стало известно только в XIX веке, когда была переведена Аллахабадская надпись. Точно так же внутреннее устройство их империи было изучено только в XX веке. «Это был не воскресший национализм Гуптов, наоборот, национализм воскресил Гуптов», — пишет Косамби^{97}. Подобное положение позволяет понять как особенности индийского национализма вообще, так и национализма Гуптов в частности. Мы узнаем, что «Самудрагуптой двигала не страсть к завоеваниям как таковым. Он трудился над созданием международного братства мира и согласия, против окружающих насилия, войн и агрессии»^{98}. Менее подходящего кандидата на мантию Ганди, символа ненасилия — «сатьяграхи», трудно себе представить. Не может это служить и убедительным объяснением неспособности Самудрагупты объединить завоеванные земли. Он не делал попыток присоединить какие-либо земли, находящиеся в Декане и вообще лежащие вне пределов «Арьяварты» на Ганге. Армия Гуптов уходила, свергнутые цари возвращались на трон, их власть восстанавливалась. Разовая дань была источником растущего благосостояния двора Гуптов, позволяла покровительствовать искусствам и чеканить все больше прекрасных золотых монет, которым Гупты в значительной мере обязаны своей «золотой» репутацией. Но, в отличие от империи Маурьев с ее централизованной властью, страна оставалась связанной лишь паутиной феодальных договоров, а суверенитет отдельных княжеств при отсутствии соответствующей административной системы был практически полным.

В IV столетии до н. э. Маурьи распространили свою власть на политически девственные территории, где государственность, если она вообще была, находилась в зачаточном состоянии. В надписях Ашока упоминал имена нескольких иностранных царей, но в пределах Индии ему не встретился ни один монарх, действительно заслуживающий этого титула. Чолы и Кералапутры были семьями, династическими кланами, даже Калинга — просто местность с населяющими ее людьми. В подобном вакууме империя Маурьев играла передовую роль в создании сельских хозяйств, в управлении и сборе налогов.

Шесть столетий спустя Гупты столкнулись с подобной ситуацией в Бенгалии, где и проводили сходную политику. Однако в других местах они встретились с гораздо более продвинутыми противниками, создавшими собственную администрацию и самостоятельно собиравшими налоги. Подчинение этих ранее никем не покоренных царей — главное, конечно, деяние. «Возлюбленные богов» были просто раджами (царями), а Гупты — «махараджадхираджами», «великими царями царей». Однако они быстро поняли, как трудно полностью поглотить и удержать далекие и вполне уверенные в своих силах царства. Гораздо более выгодным для победителя было собрать богатую дань и оставить в уверенности, что, как только те поднакопят богатства, подобный сбор может повториться.

Видимо, статус «чакравартина» не подразумевал прямого, непосредственного управления. В случае далеких земель, судя по всему, подчинение было достаточно номинальным, а те земли, что под рукой, чакравартин посещал регулярно. Как выяснилось, «правителю мира» не нужно действительно управлять миром, достаточно, чтобы мир считал его таковым. Кстати говоря, титул «махараджадхираджи» подразумевал существование достаточно могущественных раджей как в границах Арьяварты, так и вне ее. «Дело заключалось не в том, чтобы разделаться с другими царями и создать во всей Индии единое централизованное государство, благословляемое единым богом». Подчиненные раджи были необходимы как фактор, подчеркивающий власть и силу. Точно так же местные культы и младшие божества использовались как ипостаси богов Вишну и Шивы, что усиливало связь подчиненных правителей с «правителем мира». Все дело было в высоком положении, главенстве, а не в управлении или интеграции. «Политически отличала двор императора, претендовавшего на титул единого царя Индии, его главенствующая роль в сообществе остальных царей»^{99}.