История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний

Посланный на Филиппины, он действовал в Маниле фактически на правах императора. В начале 1941 года он пообещал Вашингтону, что сможет защитить Филиппины с помощью огромной армии, состоящей в основном из местных жителей. Его хвастовство было довольно странным. Филиппинские солдаты шли в бой с винтовками времен Первой мировой войны, из которых они раньше никогда не стреляли, и с жалким снаряжением. Фактически, у многих из них не было ни касок, ни обуви. «Эти парни едва знают, как отдавать честь, не говоря уже о том, чтобы стрелять», – с отвращением заметил один американский сержант.

Приказы Макартура своим войскам при отходе через Батаан к Коррегидору были в лучшем случае невыполнимыми, а в худшем – самоубийственными. «Блиндаж Даг», – так называли его морские пехотинцы, которым приходилось копать эти блиндажи каждый раз, когда он приезжал на передовую. В первые несколько дней войны его заносчивый и властный начальник штаба перекрыл к штабу доступ, и в результате военно-воздушные силы не были ни приведены в боевую готовность, ни рассредоточены даже после атаки на Перл-Харбор. Вместо этого, в то самое время, когда японский флот вторжения приближался, самолеты были самым легкомысленным образом припаркованы на взлетно-посадочной полосе крыло к крылу, и были с легкостью уничтожены японцами через 24 часа после нападения на Перл-Харбор.

В 1941 году филиппинское правительство предложило Макартуру звание фельдмаршала и жезл из чистого золота, и он, вопреки всем правилам, согласился. Еще более удивительно, что в 1942 году, когда он бежал с Батаана в Австралию, он принял крупную сумму денег от филиппинского правительства, что было практически взяткой. После того как он бежал в Австралию, Рузвельт, чувствуя, что Соединенным Штатам нужен герой, бездушно наградил Макартура медалью Почета, поразив и разозлив этим офицеров и людей, оставленных им в кровавых пещерах и скалах Коррегидора, которые понимали, что он просто бросил их. Великолепное исследование характера этого сложного человека читайте в историческом романе Джеймса Уэбба «Генерал императора».

Вера Черчилля в американское вмешательство

После Перл-Харбора и других катастроф на Тихом океане, американская пресса начала распространять истории о некомпетентности военных в Тихоокеанском регионе и о неудачах в организации военного производства на родине. Эпитет «красная лента» был придуман для обозначения запутанных процедур бюрократической волокиты. Черчилль, однако, всегда верил, что Соединенные Штаты станут всепобеждающей боевой силой, когда они наконец пробудятся. В начале 1940-х годов он был гораздо более высокого мнения о возможностях Соединенных Штатов, чем многие другие люди, но, как он писал в книге «Поворот судьбы»[11]:

«Глупые люди – а их было много, и не только во вражеских странах – могли не брать в расчет силу Соединенных Штатов. Одни говорили, что американцы бесхребетные, другие – что они никогда не будут едины. Что они будут валять дурака на безопасном расстоянии. Что они никогда не придут к согласию. Что они никогда не смогут выдержать кровопролития. Что их демократия и система периодических выборов парализует их военные усилия. Что они – просто мутное пятно на горизонте для друзей и для врагов. Но теперь мы должны увидеть слабость этого многочисленного, но далекого, богатого и болтливого народа».

Интересно было бы поразмышлять, кто же были те американцы, от которых уши Черчилля свернулись в трубочку настолько, что он назвал нас «болтливым народом». В любом случае, хотя на протяжении всей своей великой шеститомной истории Второй мировой войны Черчилль и сохраняет жесткую выдержку, но он тоже был подвержен приступам уныния. Однажды он описал свои приступы, как визиты депрессивного «черного пса», который всю жизнь периодически преследовал его. Это огромное, волосатое, дурно пахнущее существо внезапно появлялось и тяжело садилось ему на грудь, придавливая его затхлым, больным собачьим дыханием.