История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний

Многие в Конгрессе выступали за политику строгого нейтралитета. Уже весной 1941 года законопроект о введении обязательной военной подготовки прошел в Конгресс с перевесом всего в один голос. Если бы законопроект провалился, американская армия была бы практически распущена. Половина из 2 млн мужчин, призванных в первый призыв, была демобилизована как физически или психологически непригодные к службе. Изоляционисты выступали с громкими речами о том, что Уолл-стрит и большой бизнес хотят войны только по причине кровожадной страсти к прибыли. Выступая с этой точки зрения, конгрессмен из Висконсина Томас О’Малли представил закон, требующий, чтобы члены богатейших семей были призваны в армию первыми. «В следующей войне будут участвовать рядовые Форд, Рокфеллер и Морган», – сказал он.

Более того, после шока от Перл-Харбора и первых поражений на Филиппинах, американская общественность запаниковала. К весне 1942 года появились слухи, а иногда и газетные истории о шпионаже, саботаже и даже о японском вторжении на Западное побережье. Появились причудливые истории о ночных высадках на Лонг-Айленде и о карликовых подводных лодках в гавани Нью-Йорка. Не кто иной, как комментатор газеты The New York Times Уолтер Липманн предсказывал скоординированный саботаж в огромных масштабах. 19 февраля 1942 года было принято позорное решение об интернировании всего японо-американского населения. Государственное ограничение скорости было снижено до 35 миль в час для экономии бензина, и был принят закон, который ограничивал доходы после уплаты налогов на уровне $25 000, или $250 000 в сегодняшних деньгах. Это было мрачное, отчаянное время, и неудивительно, что инвесторы были в глубокой депрессии.

Глава 3 Борьба фондовых рынков От Великой депрессии до начала Второй мировой войны

Когда объявлена война, первой ее жертвой становится правда.

– АРТУР ПОНСОНБИ

[12]

B конце 1930-х годов экономика и фондовые рынки по всему миру в целом восстановились после эпохи Великой Депрессии и рекордных минимумов начала 1930-х годов. Однако экономическое восстановление было ненадежным, и большинство подъемов фондовых рынков, хотя и резких, сходило на нет после первоначального рывка. В Соединенных Штатах промышленный индекс Доу Джонса к началу 1937 года вырос почти в четыре раза по сравнению с минимумом 1932 года, но все еще оставался примерно на 60 % ниже максимума 1929 года. Инвесторы по всему миру все еще зализывали раны. Акции в США и Европе продавались по цене в пять-восемь раз ниже прибыли, дисконтированной к балансовой стоимости, а доходность по ним была значительно выше, чем по облигациям. Единственным исключением была экономика Германии, которую по стандартам 1930-х годов вполне можно было назвать процветающей, и берлинский фондовый рынок, демонстрировавший устойчивую силу.

Но в целом, травма Великого краха и последующей депрессии нависали над инвесторами подобно огромному темному облаку. Уорреном Баффеттом того времени был ученый профессор Колумбийской школы бизнеса Бенджамин Грэм, написавший фундаментальный учебник «Анализ ценных бумаг». Покупка акций или облигаций, учил Грэм, заключалась в использовании строгого финансового анализа для создания запаса прочности, потому что великая эпоха медвежьего рынка показала, что риск потерь высок. Грэм утверждал, что балансовые отчеты не менее важны, чем отчеты о доходах, и что акции должны иметь более высокую доходность, чем облигации, потому что их стоимость подвержена большим рискам. Кредитоспособность – вот что имело значение. Казначейские облигации имели рейтинг «Пятикратный А» (ААААА). Это была мантра финансового анализа – депрессия, дефляция и секулярный медвежий рынок[13].

Лондонский фондовый рынок и британская экономика