История инвестиционных стратегий. Как зарабатывались состояния во времена процветания и во времена испытаний

Что касается Клементины, то за исключением вышеупомянутого случая, она была предана Черчиллю и убеждена, что он предназначен для великих свершений. Позже мы увидим, что в годы войны она была очень заботливой и делала все возможное, чтобы оградить его от переживаний за своенравных и часто неловких детей. Уинстон и Клементина всегда использовали ласковые имена друг для друга. Он был «мопсом», она – «кошкой». Однако Черчилль, самодовольный полуночник, был нелегким человеком для совместной жизни. Клементина дала лорду Морану такой проницательный и не совсем лестный очерк о муже:

«Уинстон всегда смотрел на вещи, выделяя самую суть. Его глаза сфокусированы на точке, которую он намерен достичь, и он не видит ничего за пределами этого узкого сектора… Он ничего не знает о жизни обычных людей. Он никогда не ездил в автобусе и только один раз в метро. Уинстон – эгоист; он не хочет казаться таким, он просто создан таким. Он эгоист, я полагаю, как Наполеон. Видите ли, он всегда имел возможность и силы прожить свою жизнь именно так, как он хотел»[51].

Во время войны режим дня Черчилля, как он описывал в воспоминаниях, состоял в том, что он просыпался около восьми утра, а затем в течение следующих нескольких часов читал и диктовал сообщения из постели и ванны. И Черчилль, и Рузвельт были настолько уверены в себе, что совершенно не испытывали неудобства при приеме подчиненных, лежа в постели или выходя в расслабленном состоянии из ванны. Когда это было возможно, Черчилль любил вздремнуть в середине дня, предпочтительно в пижаме, а затем работать по вечерам допоздна, часто до двух или трех часов утра. Как и Гитлер, он часто назначал встречи со старшими советниками на поздний вечер, что нарушало их обмен веществ, сон и семейную жизнь.

Позже, во время войны, когда премьер-министр сплотил «расу» (как он с гордостью называл английский народ), у него был личный поезд, который перевозил его по «своему острову» с офисом, коммутатором, столовой, спальным купе и, специально для человека, который любил купаться, большой ванной.

Черчилль наслаждался эффектом, появляясь в причудливых костюмах, униформах и шляпах. Клементина шутила, что у него больше шляп, чем у нее. Иногда в нем как будто бы просыпался мелкий бес. Генерал сэр Алан Брук описывает в мемуарах утренний визит, когда премьер-министр лежал в постели, опираясь на подушки, в восточном халате, изо рта торчала сигара, рядом с ним лежали остатки подноса с завтраком, а кровать была завалена бумагами и депешами. «Стоило пройти много миль хотя бы ради того, чтобы увидеть халат с красно-золотым драконом. Только Уинстон мог додуматься надеть его. Он был похож на китайского мандарина. Колокольчик постоянно звонил, вызывая секретарей, машинисток, стенографисток или его верного камердинера Сойерса».

Будучи премьер-министром, Черчилль занимался всем. Почти каждый день он рассылал от 10 до 20 «персональных протоколов» различным министрам, генералам и правительственным чиновникам с просьбой принять меры или предоставить информацию. Неизменно они начинались словами: «Пожалуйста, скажите мне, почему» и «Ответьте в этот же день» (они стали известны как «молитвы Черчилля»), поскольку эта авторитарная персона, так долго ожидавшая власти и так хорошо знавшая обстановку и персоналии в британском правительстве, управляла как ведением войны, так и гражданской жизнью. На самом деле он был знаком со многими из главных игроков (поскольку Англия все еще оставалась закрытой плутократией) еще со времен его тревожного, несчастного, задиристого детства в Хэрроу, а затем в Сандхерсте. Ни одна деталь не была слишком незначительной, ни одно событие не могло ускользнуть от его неустанного внимания, поскольку он постоянно вмешивался, донимал и вдохновлял своих подчиненных.

При чтении его «персональных протоколов» за 1941 и 1942 годы, в самые мрачные моменты войны, и с противодействием в парламенте вплоть до вотумов недоверия[52], примечательные подробности обращают на себя внимание. Невезучий Первый морской лорд, похоже, получил больше, чем заслуживал.