В Пенджикенте наряду с царским дворцом и храмами обнаружили дома, почти все из которых — настоящие музеи. Фрески, помимо религиозных сцен, содержат много светских сюжетов, написанных красной и железной охрой, а также чёрной краской на лазурном фоне или на пурпурно-красном, редкостно изысканном. У персонажей длинные шеи, красивый разрез глаз, тяжёлые веки, скользящий взгляд. Изображения животных полны жизни, свежести, непосредственности. Часто это иллюстрации к индийским басням, сюжеты которых переняли Эзоп и Европа: «Ворона и лисица», «Курица (гусыня), которая несла золотые яйца»... Царский дворец в Бухаре дал несколько жалких работ, найденных в городе, в том числе большую композицию, изображающую двух львов, которые нападают на слона. На великолепных фресках, обнаруженных в Самарканде, с которыми сочетаются согдийские и кушанские надписи, — люди двух типов, отличающиеся цветом кожи, которая имеет то красный, то белый оттенок. На одной из самых красивых картин — белые гуси или лебеди, в изображении которых автор постарался поточней воссоздать натуру. Этот сюжет входит в цикл легенд или мифов о «Лебедином озере», циркулировавший по всей Евразии до самых времён Чайковского.
Восточный Туркестан предоставляет в этом плане намного более богатый и разнообразный материал, чем Согдиана. Археологические памятники здесь многочисленны и в целом хорошо известны: это гроты в скалах, нависающих над рекой, как столь знаменитые гроты Дуньхуана в Ганьсу, а также строения под открытым небом и кладбища. Специалисты выделяют здесь несколько школ, довольно разных, но непосвящённый почти не заметит их различий, увидев прежде всего несколько назойливое присутствие буддизма. Каких только влияний здесь не обнаруживается: влияние Индии, неизменное, хотя оно может быть выражено сильней или слабей; влияние сасанидского Ирана и, в большей или меньшей мере через его посредство, влияние эллинизма, особенно ощутимое в первые века нашей эры; влияние Рима, подчёркнутое тем, что в Миране работал художник по имени Тит — римлянин или римский метис; влияние Китая, поначалу скромное, но постоянно возраставшее после прихода династии Тан к власти и после китайской оккупации.
На кладбище в Астане, в области Турфана, относительно позднем (VII—IX вв.), пусть даже отдельные могилы датируются IV в., найден исключительный набор сокровищ: привозные изделия из разных стран, живопись на шёлке и рисунки на бумаге, ткани, статуэтки и несколько произведений круглой скульптуры — кони с очень маленькими головами и массивными телами, характерные для мусульманской иранской миниатюры.
Куча с её двумя большими памятниками, Кызылом и Кумтурой (где особо чувствуется китайское влияние), и ещё несколькими менее значительными доминировала во всём таримском искусстве и воздействовала на него — в Шорчуке, например, и в Карашаре искусство имело кучанские черты, хотя статуэтки статичней, а живопись испытала влияние китайской.
Пещеры Кызыла, с V в. и приблизительно до 750 г. обитаемые, впечатляют гармоничным сочетанием форм и красок, разве что в последние десятилетия слегка испорченным из-за китайского влияния, столкнувшегося с местными традициями и не сумевшего заменить их новыми. Присутствие сасанидского искусства здесь можно опознать по тысяче признаков, хотя бы по изображениям развевающихся лент. Явно ощутим вкус к повествовательности: художник с удовольствием воспроизводил эпизоды из жизни Будды и иллюстрировал
Произведения искусства из Тумшука, трудно поддающиеся датировке, относятся, видимо, к IV—VI вв. От всех строений, которые, надо полагать, были колоссальными, в мрачной груде земли сохранилась только многочисленная круглая скульптура — статуи, довольно маленькие, но, возможно, самые прекрасные во всей Центральной Азии, и несколько фрагментов фресок.
Было бы нелепо утверждать, что без цивилизации восточного иранского мира не существовало бы ни исламского искусства, ни исламской цивилизации. Зато отнюдь не нелепо предполагать, что они были бы совсем другими. Об этом свидетельствует всё. Что я говорю? Всё об этом буквально вопиет. Достаточно лишь сравнить фрески из оазисов и живопись багдадской, так называемой арабской школы (XIII в.), чтобы в этом убедиться. Достаточно лишь прочесть Фирдоуси...
Несомненно, придётся ещё очень долго ждать, чтобы мир воздал древнему Ирану должное за всё, чем ему обязан.