События в Барселоне усугубили раскол среди прогрессистов и изоляцию регента. Из-за отчуждения гражданских лидеров прогрессистов, растущей ненависти «умеренных» и враждебности, проявленной некоторыми генералами, Эспартеро мог полагаться только на поддержку своих приспешников. Выход был только один — роспуск кортесов и организация новых выборов, которые на сей раз оставили его в меньшинстве. Не зная, как поступить в такой небывалой ситуации, Эспартеро распустил только что избранные кортесы и назначил новые выборы, что послужило его противникам сигналом к действию. В результате коалиция недовольных, от прогрессистов до либералов, сплоченная благодаря участию генералов, положила конец регентству. Национальная милиция оказала сопротивление, но оно было сломлено в Торрехоне-де-Ардос, когда генерал Рамон Мария Нарваэс[293]
проложил себе дорогу в столицу. Вот теперь действительно началась новая эпоха.2. Покончить с революцией, построить государство:
эпоха господства «умеренных» (1844–1868)
В обстановке постоянных народных восстаний под руководством национальной милиции и непрекращавшихся гражданских и военных заговоров, в которой пребывала страна со времен падения Старого порядка (с 1830-х гг.), в среде «умеренных» и новых социальных элит возобладали чувство усталости и желание порядка. Ради установления порядка они были готовы пожертвовать в случае необходимости некоторой долей свободы, а то и всей свободой, как сказал после революций 1848 г. Доносо Кортес в своей знаменитой речи в защиту диктатуры. «Свобода и порядок» — вот лозунг, который повторялся после падения Эспартеро и прихода к власти партии «умеренных». Нужно было стабилизировать политическое положение, построить государство, создать государственную администрацию с нуля, составить и утвердить кодексы законов, обеспечить спокойные условия для коммерческой и предпринимательской деятельности, гарантировать право частной собственности, восстановить необдуманно разрушенные традиции, вернуть католической религии ее место в обществе, т. е. достичь во всех сферах общественной жизни состояния золотой середины. «Хотите покончить с революцией? — спрашивал в мае 1844 г. Жауме Балмес (Хайме Бальмес), священник, близкий к самому консервативному крылу партии “умеренных”. — Тогда уничтожьте проблемы, которые питают ее». Нет страны, говорил он, которая осталась бы спокойной в условиях, в которых пребывает Испания, где все временно, все ненадежно: нет ни абсолютной монархии, ни политического представительства, ни военной диктатуры, а только лишь смятение и неразбериха, обстановка чудовищной неопределенности, в которой отсутствуют какие-либо постоянные принципы, которая неподвластна никаким правилам. Необходимо покончить с временным положением, завершал Бальмес свою филиппику, необходимо создать государство.
Принципы, правила, стабильность правительства, государство — таковы были лозунги представителей новых социальных элит, созданных революцией. Они состояли из землевладельцев, обогатившихся за счет дезамортизации церковных земель; финансистов, воспользовавшихся стесненным состоянием государственной казны; семейств, владевших коммерческими учреждениями, связанными с валютным рынком; фабрикантов, стремившихся защитить свои доходы; титулованного дворянства, которое сохраняло свою собственность, но должно было справляться с угрожающим падением традиционных доходов и растущей задолженностью новых средних классов — чиновников, журналистов и представителей свободных профессий, открывших для себя путь в политику. Необходимо было положить конец революции, а для этого, как показывал пример Франции, лучше всего укрепить центральную власть и поощрять предпринимательскую деятельность. Идеология, на которой основывались эти представления, также имела французское происхождение — это был либерализм доктринеров[294]
, ведь следовало основать суверенитет не на воле народа или нации, а на воле кортесов совместно с королем. Такой принцип защищал порядок, а не свободу, приводил к централизации государства, а не способствовал развитию автономии его частей. Большая часть новых политических лидеров провела годы изгнания в Париже и хорошо усвоила уроки своих учителей. Теперь же, вернувшись в Мадрид, они сравнивали Испанию с Францией и делали свои выводы.