О том, чтобы заинтересовать общими проблемами Испанской монархии остальные королевства, речь никогда не шла. Более того, соблюдался обычай просить у них меньше денег, чем предполагала численность их населения. Так усилилась тенденция управления всеми подвластными территориями из Кастилии, сложившаяся еще при Католических королях. Кастильцами были и налогоплательщики, и большинство высших должностных лиц, и даже вице-королей. Кастильцами в конце концов стали и сами монархи, особенно начиная с того момента, когда столица этой необъятной империи была окончательно установлена в Мадриде[152]
. Из Мадрида или из Эскориала — монастыря-резиденции, сооруженного в 1563–1584 гг. по приказу Филиппа II, — исходили приказы, предназначенные для различных рассеянных по всему свету составных частей того политического целого, видимым главой которого являлся Католический король. Кастилия, таким образом, превратилась в центр своего рода конфедерации и тяготела к тому, чтобы стать важнейшей составной частью и моделью, поскольку для ее управления возникало меньше препятствий. Существовала возможность достичь и более полной интеграции. Но тогда этого не сделали, а когда в XVII в. это попытался сделать граф-герцог Оливарес[153], оказалось уже поздно.Защита веры
Очевидно, что в XVI в. в Испании постепенно устанавливается единство веры, т. е. реализуется замысел Католических королей. Католическая ортодоксия железной рукой утверждалась государством, создавшим для этого весьма действенное орудие — инквизицию. Следует признать, что религиозная нетерпимость характерна в XVI в. не только для Испании. Но столь же очевидно, что только в Испании политика нетерпимости осуществлялась столь организованно, с использованием разветвленного бюрократического и административного аппарата, обладавшего филиалами в разных провинциях. И речь шла не столько о католицизме как таковом, сколько о самой жесткой форме ортодоксии.
Против потомков иудеев использовалось такое мощное оружие, как «чистота крови». Чтобы вступить в монашеский или духовнорыцарский орден, в некоторые «главные коллегии» университетов, стать членом соборного капитула или заниматься некоторыми профессиями, требовались сведения о «чистоте крови», т. е. доказательства того, что этот человек не был сыном или внуком еретика или вообще привлекавшегося к суду инквизиции. Позже дискриминация стала гораздо более суровой. Достаточно было иметь предка-иудея (причем даже если правоверие кандидата подтверждалось инквизицией), чтобы лишиться доброго имени и доступа к некоторым званиям и должностям. Первые статуты «чистоты крови» появились в XV в.: среди рехидоров Толедо (1449), в Бискайе и Гипускоа, в коллегии Сан Бартоломе в университете Саламанки (примеру которой в 1488 г. последовала коллегия Санта Крус в университете Вальядолида), в духовнорыцарском ордене Алькантара (1483), в монашеском ордене иеронимитов (1486)… В XVI в. статуты приобрели всеобщий характер, хотя и встречали сопротивление. Когда кардинал Силисео[154]
в 1547 г. ввел требования «чистоты крови» для каноников Толедского собора, это вызвало яростные споры. Орден иезуитов в течение многих лет противился всякой дискриминации, основанной на «чистоте крови», но в конце концов в 1593 г. присоединился к общей практике. Вокруг проблем, вызванных «чистотой крови», возникла обстановка настоящего психоза. Это показывает знаменитый трактат «Позорное пятно знати» («Tizón de la nobleza»), приписываемый кардиналу Франсиско де Мендоса-и-Бобадилья, который был задет тем, что в звании рыцаря одного из духовно-рыцарских орденов отказали его племяннику, сыну графа Чинчона. В трактате прослеживаются генеалогии многих знатных семейств, в роду которых были иудеи или конверсо.