Карлистских войн на протяжении XIX века случилось три. Собственно, они и довели Испанию до нужной кондиции, подготовив ее к подобию четвертой Карлистской войны, вышедшей, правда, из берегов и превзошедшей жестокостью все прежние, то есть к войне 1936 года. А также к грязной попытке развязать пятую, коей в XX веке стал террор организации ЭТА[52], чьи головорезы, вроде Санти Потроса, Пакито, Хосу Тернеры и иже с ними для некоторых недалеких басков, как мужчин, так и женщин, с духовенством в придачу, станут реинкарнацией карлистских генералов. Обо всем этом мы с вами еще поговорим, когда придет время, а сейчас мы пока что в 1833 году, когда все только-только начинается. То есть в тот момент, когда вокруг претендента на трон дона Карлоса собираются сторонники трона и алтаря, противники разрыва связки «церковь – государство», те, кого до чертиков достало стремление обложить их налогами, а также те, кто, особенно в Стране Басков, Наварре, Арагоне и Каталонии, жаждет получить назад привилегии-фуэрос, отобранные Филиппом V. А это ни много ни мало – весь север Испании, приблизительно до Валенсии, хотя города и на этих территориях продолжали оставаться либеральными. Повстанческое движение охватило прежде всего деревню, распространившись в среде мелких разорившихся собственников и неграмотных крестьян, кого так легко было пустить в этот огород при содействии местного духовенства – тех деревенских священников, что каждое воскресенье поднимались на кафедру, чтобы начать склонять мадридских прогрессистов: «Говорите по-баскски, – призывали они, вот только не вспомню, чье это свидетельство, Барохи или Унамуно, – ведь кастильский – язык либералов и самого сатаны». Так что можете представить себе эту публику и всю панораму. Идеологический цимис. С другой стороны, вокруг королевы-регентши Кристины и ее дочки Изабеллиты, которая вскоре подарит нам целое созвездие личных и публичных моментов славы, расположились в основном либерально и прогрессистски настроенные политики, высшие чины армии, городская буржуазия и сторонники индустриализации, развития общества и модернизации. То есть коммерция, сабли и деньги. А также (никогда не следует класть все яйца в одну корзину) некоторые высокопоставленные прелаты католической церкви, близкие к государственной власти; последние, хотя сердцем они и были скорее с приверженцами Бога, короля и отечества, все же не могли благоволить этим ничтожным приходским священникам, скандальным и небритым. Тем мятежным попам, что, натянув на голову красные береты, без долгих раздумий уходили в горы, подстрекали расстреливать либералов и засовывали себе в задницу миролюбивые пасторские наставления своих епископов – субъектов гораздо более спокойных, другими словами, бюрократов и приспособленцев. Дело в том, что Карлистское восстание, читай (несколько упрощая, конечно, но ведь у нас всего лишь полуторастраничная главка) – противостояние деревни и города, фуэрос и централизма, традиции и изменений, святош и либералов, и так далее и тому подобное, – превратится в конце концов в кровавые разборки в нашем классическом стиле. В них две Испании, сплетенные в старой извечной Испании, стране насилия, доноса, ненависти и мерзейших преследований, столкнулись лбами и стали сводить счеты – безо всякой оглядки на занимаемую сторону конфликта во всем том, что проходит по части подлости и низости, отстреливая даже матерей, жен и детей своих противников. А в это время в верхах, как обычно и бывает, то есть в окружении дона Карлоса, а также в окружении регентши и будущей Изабеллы II, и те и другие, то есть генералы и политики в беретах и без оных, тщательно маскировали одну и ту же цель – взять власть и установить лицемерный деспотизм, который подчинит испанцев все тем же извечным вождям. Ворам и мерзавцам, засевшим в мозге наших костей с незапамятных времен. Кстати говоря, в одном из своих «Национальных эпизодов» об этом очень точно выразился Гальдос: «И бедная, увязшая Испания продолжит свою суровую историю, примеряя к загривкам разных псов все те же золоченые ошейники». Итак, к заключению. Поскольку этот карлистский эпизод оказался чрезвычайно важен для нашей истории, весь ход войны, Сумалакарреги, Кабреру, Эспартеро и всю эту компанию мы перенесем в следующую главу. А сейчас обратимся к еще одному писателю, также коснувшемуся этой темы. Это Пио Бароха, баск по происхождению, чья симпатия по отношению к карлистам может быть продемонстрирована всего на двух цитатах. Первая: «Карлист – это животное с радужным гребешком, что обитает в горах и время от времени спускается в долину, где с криком „черт побери!“ нападает на человека». И вторая: «Карлизм лечится чтением, а национализм – путешествием». А третье утверждение годится для обеих сторон: «Европа кончается в Пиренеях». С такими-то предпосылками становится понятно, почему в 1936 году Бароха вынужден был искать убежище во Франции, спасаясь бегством от карлистов, горевших желанием отблагодарить его за приведенные цитаты; хотя, окажись он в зоне республиканцев, пулю ему в лоб всадили бы другие. Еще одна деталь – наша, до мозга костей: поскольку он равным образом критиковал тех и других, ненавидели его со страшной силой и те и другие. Ведь во всех билетах той лотереи, в которой разыгрывается самый испанский титул – «подлежит расстрелу», – текст одинаковый: да или да. То есть – да.