С этой точки зрения обстановка в 1850-х годов представлялась значительно более благоприятной, чем та, которая сложилась в июльские дни. Приход бонапартизма — и Кавур одним из первых понял это — вовсе не означал, несмотря на свой лозунг «империя — это мир», возвращения Франции к изоляционистской внешней политике или, еще хуже, к политике легитимизма. Учитывая, что Англия продолжала проводить на европейском континенте собственную динамичную и прогрессивную политику, пьемонтская дипломатия получила новый шанс на успех в результате ухудшения австро-русских отношений после событий 1848 г. вплоть до полного разрыва в связи с возникновением «восточного вопроса» и началом Крымской войны (1853–1856). Эта война, как известно, стала событием, позволившим Пьемонту, который направил свой экспедиционный корпус сражаться вместе в французскими и английскими войсками под Севастополь, войти в круг великих держав, в большую европейскую политику и участвовать в Парижском конгрессе 1856 г. В действительности же не столько Кавур, сколько Виктор Эммануил II оказывал давление в пользу вмешательства, но именно первому, без сомнения, принадлежит заслуга в том, что он сумел извлечь из участия Пьемонта в войне значительную политическую выгоду. Парижский конгресс, в котором Кавур принял участие в качестве представителя Сардинского королевства, не дал Пьемонту столь желанных территориальных приобретений (предполагалась аннексия герцогств Модена и Парма). Дискуссия по «итальянскому вопросу», на чем настаивал премьер-министр, имела место лишь на последнем заседании и свелась к обвинительной речи английского делегата, лорда Кларендона, по поводу притеснений, которые испытывали подданные Папской области и Неаполитанского королевства. На заседании не было принято никакого согласованного документа. Вместе с тем если на Парижском конгрессе по «итальянскому вопросу» не удалось добиться многого, то лихорадочная дипломатическая деятельность Кавура, направленная, в частности, на укрепление и без того неплохих личных отношений между ним и французским императором Наполеоном III, очень быстро дала видимые плоды. Более того, именно на том основании, что Парижский конгресс не принес практических результатов, Кавур утвердился в своем убеждении, что «итальянский вопрос» не может быть решен дипломатическим путем и что для этого нужно со всем мужеством рассматривать вероятность возобновления вооруженной борьбы против Австрии. «Только пушка, — писал Кавур Эммануэле д’Адзельо, — может побудить нас к действию».
Но кто стал бы союзником Пьемонта в новой войне за независимость? Вполне обоснованные надежды, что таким союзником могла бы стать Франция Наполеона III, казалось, рассеялись, когда 14 января 1858 г. в Европе распространилась весть, что император чудом избежал покушения и что покушавшийся был итальянцем Феличе Орсини, который хотел наказать могильщика Римской республики, «человека 2 декабря»[358]
. Произошло непредвиденное: достоинство, с каким Орсини держался на судебном процессе и с каким встретил смертную казнь, письмо, направленное им Наполеону III и призывавшее императора освободить Италию, публикация которого была разрешена, вероятно, самим адресатом, — все это убедило монарха в необходимости и безотлагательности решения «итальянского вопроса». Через шесть месяцев после покушения Наполеон III встретился с Кавуром в Пломбьере, и в ходе их переговоров был заложен фундамент будущего союза и того устройства, которое получит Апеннинский полуостров в случае победы. В соответствии с Пломбьерским соглашением от 21 июля 1858 г. Пьемонт уступал Ниццу и Савойю Франции и получал всю Северную Италию по ту сторону Апеннин; территории Центральной Италии, за исключением Рима и прилегающего региона, образовывали свое государство (монарх которого еще не был назван), Южная Италия сохранила бы свое единство и границы, там была бы заменена правящая династия (Наполеон III, вероятно, думал о сыне Иоахима Мюрата). В итоге эти три итальянских государства должны были образовать конфедерацию под председательством папы римского. Данные договоренности, только в части, касавшейся создаваемого под скипетром Савойской династии королевства в Верхней Италии и уступки Ниццы и Савойи, нашли отражение в заключенном в январе 1859 г. договоре и были подкреплены женитьбой принца Наполеона Жозефа Шарля Поля Бонапарта на дочери Виктора Эммануила II принцессе Клотильде.