История итальянцев

Подобные суждения вызвали критику. Говоря об этой работе, Р. Ромео утверждает, опираясь на позицию Каттанео, что «одной их оригинальных характеристик» истории Италии является «самая древняя и непрерывная в Европе городская цивилизация»[499]. И далее все в той же «Истории Италии» мы находим противоположные суждения, схожие с мнением английского историка Филиппа Джеймса Джонса, который в главе, посвященной истории экономики в Средние века, написал, что «итальянские города. создали в Италии универсальную империю, превратившую страну в центр международной торговли, промышленности и финансов»[500].

Используемый мной подход отличается от данных точек зрения большей дифференциацией в том, что касается пространства (как указывает А. Грамши, город на Юге и город «вилланов» отличаются от коммуны Северной и Центральной Италии), а также времени.

Уже в период становления в сложнейшем и двойственном организме, каким была итальянская коммуна, отчетливо проявилось наличие двух «душ»: бюргера-предпринимателя и землевладельца-рантье. Пока, в эпоху расцвета и экспансии коммун, преобладала первая. Города, давшие миру великих путешественников и знаменитых банкиров, проводили в деревнях контадо масштабные работы по мелиорации, освобождали сервов, разрушали замки. Но придет время, когда одержит верх другая «душа» итальянского города — «душа» землевладельца-рантье, — и это положит начало длительному, хотя и менее яркому периоду его истории[501].

Стоит также разделять соответствующие роли города и деревни. На самом деле мы не говорим, что деревня всегда являлась тормозом и мертвым грузом. В XVIII в. именно сельское хозяйство способствовало подъему экономики и даже промышленности после долгого периода стагнации. Именно объединения сельскохозяйственных рабочих и крестьян, организованные в Паданской долине во второй половине XIX в., вытащили города из забытья и распространили там новые идеи и надежды. Так, в первые годы национального единства Модена была одной из цитаделей легитимизма и клерикализма.

Но все эти различия недостаточны для объяснения того, почему самый урбанизированный регион Европы — Центр и Север Италии — не смог породить энергию, необходимую для воплощения такого типа организации общества, который превзошел бы фазу, названную А. Грамши «экономико-корпоративной». По-моему мнению, на этот вопрос позволяет ответить концепция К. Маркса и Ф. Энгельса о торговом капитализме, т. е. о форме капитализма, существование и развитие которого предполагают также наличие крупных отсталых регионов, являющихся условием его выживания. Территории, где находились итальянские города, вписывались не в «естественные границы» Апеннинского полуострова, а в пространство феодальной Европы и Средиземноморского бассейна. Венеция и Флоренция поддерживали тесные связи с ярмарками в Шампани, с Фландрией и Ближним Востоком в большей степени, чем с периферийными районами полуострова. Венецианские и флорентийские торговцы и банкиры наживали свои состояния в основном на ценных и дорогостоящих товарах, включая самый дорогой в то время товар — деньги. Таким образом, расширению рынка они предпочитали производство и торговлю ограниченным ассортиментом изделий, ориентируясь прежде всего на узкую клиентуру, а также на потребление предметов роскоши, которые гарантировали им существенный доход. Аналогично, их финансовая деятельность сохраняла свой смысл, поскольку существовал государственный аппарат, неспособный обеспечить себя необходимыми деньгами для реализации собственных планов, ведь тогда короли жили в долг. Процветание Венеции и Флоренции было подобно оазису в иссушенной пустыне; и, когда на Восток пришли турки, свершились Великие географические открытия и крупные западные монархии объединились, тогда их положение пошатнулось, и процветание закончилось.