История из жизни одного театра

– Почти. – кивнул Антон. – Два парня вместе воспитывались в детском доме, а спустя много лет, влюбились в одну девушку. И чтобы решить спор, они не на дуэли дерутся, а запираются в подвале их бывшего детдома, чтобы сидеть там пока один из них не перестанет любить эту самую девушку.

– Бред! – фыркнул Руслан.

Причем сделал это так громко, что у главного режиссера наконец истощилось терпение.

– Так, – сказал он, обращаясь не столько к приятелям, сколько ко всем присутствующим на репетиции. – Может у нашей неразлучной парочки есть идеи? А то они заскучали, по-моему. Все они где-то пропадают. А потом пропадают машины. Вам есть что сказать, Руслан Алексеевич? Или вашему другу?

Но Руслан с Антоном работали в театре не первый день и реакция у них была сверхъестественная.

– Погоди, Антон – это чушь, то что ты предлагаешь! – проговорил Руслан таким тоном, будто именно идущая в этот момент репетиция и была темой их разговора все это время. – Генрих Робертович, – обратился он к главному режиссеру. – Ведь мы же не просто так играем сцену не Шекспира, а интермедию написанную Эрдманом. Наши Спид И Лаунс не имеют прямого отношения к спектаклю. Мы, вроде как, вставные номера. Эдакие коверные. Вот пусть во время наших сцен и делаются чистые перемены.

– Блин! – возопил Антон Андреев. Как будто идея, озвученная его другом, не давала ему покоя последние несколько месяцев. – Я про это и говорю, просто нашу сцену не надо играть, как вставную интермедию, а наоборот вплетать её в канву спектакля. Это нормально, если мы будем частью сцен из Двенадцатой ночи. А появляться мы можем прямо из зала. Даже и играть там, и брать в игру зрителей.

– Ерунду ты говоришь! – не унимался Руслан.

Казалось, ещё чуть-чуть и друзья вцепятся друг в друга. Генрих Робертович уже пожалел, что предложил им высказаться.

– Да, – сказал он. – Никогда не надо спрашивать актеров. У них слишком много идей. Им вообще разговаривать и спорить, нравится больше, чем репетировать.

И моментально Руслан с Антоном прекратили ругаться и в ту же секунду изобразили на лицах самые, в лучших чувствах оскорбленные выражения и обиженно уселись на свои места, показывая, что они и слова бы не сказали, если бы их не спросили. И в ту же секунду, как главный режиссер от них отвернулся, продолжили к прерванный разговор.

– Так вот, – продолжил Руслан, но уже тише. – Нам надо немного эту хрень потерпеть и вести себя паиньками до первого показа главному. – и он кивнул в сторону Генриха Робертовича. – А потом станем ныть, что у нас отняли хорошие роли и он нас назначит в Лермонтова на второй состав, а у Женьки Тихомирова начнутся съёмки в Москве, репетировать будем в основном мы и … Что это такое? – сказал он недоуменно повернувшись в сторону задних рядов.

И тут мне стоит сделать небольшое отступление. Дело в том, что несколькими секундами ранее в зрительный зал вошел молодой столичный режиссер, которому делать было в это время абсолютно нечего, поскольку все участники его репетиции были заняты, то он пошлявшись по театру, не желая возвращаться в гостиницу, заглянул посмотреть, что происходит в этот момент на сцене. Заглянул, как он объяснял сам себе, из чистого любопытства, но мне, как рассказчику будет позволительно усомниться в этом и попытаться объяснить его появление несколько другими причинами. В зале, в этот момент, сидела уже знакомая нам милая девушка Алена Игоревна. ИР не было ничего необычного в том, что войдя в зал Валерий Владимирович, устремился на свободное место рядом с ней. Именно это и заметил Руслан Алексеев и именно это и заставило его прервать свои рассуждения и недоуменно воскликнуть.

– Что это такое?

– Ты про Алену Игоревну и молодого перспективного? – решил уточнить Антон не без некоторой доли ехидства. – Так они второй день, как шерочка с машерочкой ходят. Она и репетировать с нами будет. Он её вводит на главную женскую роль.

И опять я должен сделать некоторое отступление. Дело в том, что именно Алена Игоревна и была той молодой особой, с которой Руслан уже собирался завязать бурный роман, не успев правда предуведомить о своих планах саму Алену. И то, что он видел на заднем ряду зрительного зала ему совсем не нравилось. А там Валерий Владимирович, преисполненный деликатности и благородства, протягивал молодой девушке бутерброды из буфета, завернутые в салфетку, и шепотом разглагольствовал о недостатках спектакля по великому, но бесконечно отставшему от сегодняшнего дня Шекспира. И эти разглагольствования производили на молодую девушку самое благоприятное впечатление: она улыбалась и внимала рассуждениям молодого режиссера с удовольствием. Именно эта улыбка заставила Руслана Алексеева нервно содрогнуться и переменить свое мнение.

– Я был не прав, дружище! – сказал он тихо. – Мы не можем просто ждать, пока Генрих Робертович прекратит это безобразие. Мы должны помочь родному театру. Мы вырвем храм искусства из лап этого беспринципного типа.

– Что ты предлагаешь? – поинтересовался Антон с некоторым удивлением.

– Мы будем карать.

Глава седьмая