История Израиля. От истоков сионистского движения до интифады начала XXI века

Эти вызовы израильской идентичности были оформлены справа еврейскими ультраортодоксами, а слева – универсализмом, поддерживаемым либерализмом и индивидуализмом. Но эти две крайности охватывают лишь меньшинство израильского народа. Большинство израильских евреев воспринимали свое израильское гражданство как должное и не считали, что это противоречит иным идентичностям. Человек мог быть израильтянином и национально-религиозным, избирателем Shas, либеральным сторонником Верховного суда или любым другим демократом. В опросах общественного мнения, проведенных между 1970 и 1990 годами, подавляющее большинство респондентов определили свои основные потребности как проведение времени с семьей и чувство гордости за то, что у них есть государство. Несмотря на то что большинство заявили, что они нерелигиозны, традиционные модели семейной жизни – совместное проведение праздников, субботняя трапеза и обряды инициации[249] – продолжали формировать израильскую семью и консервативную социальную модель. В то время как важность, которую люди приписывали потребностям коллектива в 1970-е годы, уменьшалась к 1990-м годам в пользу личных потребностей, эти два элемента – семья и национальность – продолжали занимать первое место в списке приоритетов израильтян.

В течение этого периода среднестатистический израильтянин имел три дополнительных года обучения и более часа дополнительного свободного времени в день, что свидетельствует о повышении уровня жизни. Львиная доля дополнительного свободного времени была занята телевидением, которое, хорошо это или плохо, стало мощным средством социализации. Израильтяне считали походы по своей стране своим любимым развлечением, в то время как молодые израильтяне после прохождения военной службы, как правило, отправлялись в длительные поездки на Восток или в Южную Америку. Путешествие за границу теперь, когда стало доступным, сделалось своего рода израильским обрядом инициации. Если в 1950-х годах Петра была романтическим идеалом отважной молодежи, то в 1980-х ее заменили долгие путешествия по Южной Америке.

Некоторые писатели-ветераны описывали упадок республиканского этоса с радостью, другие – с чем-то вроде злорадства. Роман Яакова Шабтая 1977 года Past Continuous («Непрерывное прошлое»), по сути, является гротескным надгробием старой догматической социалистической культуры, и читателю трудно сказать, счастлив ли автор либо сожалеет о ее потере. Книги Иехошуа Кеназа отражают переход от националистически-коллективистских ценностей, которые часто оказывали невыносимое давление на личность (Infiltration, «Проникновение»), к постмодернистскому обществу, в котором подходит все что угодно, ценности распадаются, а озадаченное старшее поколение наблюдает за чужой, бессмысленной реальностью (Returning Lost Loves, «Возвращая минувшую любовь»). Как было показано в предыдущей главе, книги Амоса Оза и Меира Шалева обращаются к утрате старого этоса с болезненным смирением.

Другие писатели оживили уголки израильской реальности и даже реальности еврейской диаспоры, которые ранее не освещались. Давид Гроссман по-другому выразил память о Холокосте, а также голоса новых иммигрантов, которые восстановили свои дома в Израиле (See Under: Love «См. далее: Любовь», The Book of Intimate Grammar «Книга интимной грамматики»). Аарон Аппельфельд обратился к сценам своего детства в Европе во время Второй мировой войны и изобразил внутренний мир выжившего, который так и не освободился от этого мира. Хаим Беэр изобразил детство в ультраортодоксальном Иерусалиме (Feathers, «Перья»), а затем противостояние религиозного и светского миров Израиля 1950-х годов (Et Hazamir, «Время обрезки»). Стали появляться писатели, чье выражение своей принадлежности к израильской нации было сосредоточено на психологическом и культурном мире женщин – иммигрантов из исламских стран. Ронит Маталон и Дорит Рабинян описали новую израильскую традицию, которая не тоскует по старому этосу, но закрепляется в мультикультурализме нового Израиля и дает ему как воплощение, так и легитимность.

Интифада

8 декабря 1987 года водитель грузовика попал в аварию со смертельным исходом в секторе Газа. Четыре человека погибли, многие получили ранения. Водителем был израильский еврей, а жертвами – палестинцы. В течение нескольких часов по сектору распространился слух, что водитель был родственником молодого израильтянина, убитого палестинцами несколькими днями ранее, и что «авария» была преднамеренной местью. Слух на самом деле не имел под собой никаких оснований, но распространился, как лесной пожар. В секторе Газа вспыхнули массовые беспорядки невиданного ранее масштаба. Бунтовщики не уклонились от конфронтации с израильскими силами безопасности и проигнорировали приказ о введении комендантского часа. Беспорядки быстро охватили сектор Газа, а через несколько дней запылал и Западный берег. Так началась интифада (арабск., буквально «вытряхивание»).