В некоторых районах Приморских провинций, особенно в Галифаксе, военные годы были отмечены небывалым процветанием, хотя и весь регион в целом получал выгоду от возобновившейся экспортной торговли. Даже трагический взрыв в Галифаксе имел свою позитивную сторону, так как он привел к росту строительной активности. Однако после 1920 г. текущие показатели буквально во всех сферах производства резко снизились, и эта кризисная тенденция продолжалась до 1925 г. Особенно сильно сократились продажи угля и железа, что привело к высокой безработице на острове Кейп-Бретон. В 1920-х гг. там постоянно случались конфликты с забастовками, локаутами, штрейкбрехерством и привлечением милиции для предотвращения насилия. В Атлантических провинциях, как нигде в Канаде, экономическая реорганизация была очень трудной; на долю этих провинций не выпало даже тех эпизодических периодов процветания, которые случались в других частях страны. Увеличение стоимости фрахта морских перевозок, слияние Межколониальной железной дороги с Канадской национальной железной дорогой («Кэнэдиэн Нэшнл») и перемещение части железнодорожной инфраструктуры из Приморских провинций в Центральную Канаду — все это имело пагубное влияние на восточные провинции. Доступ на зарубежные рынки сократился, а изменения в транспортной системе сделали доступ в Центральную Канаду более дорогостоящим. В этих жестких экономических условиях развернулось бурное движение за «права Приморских провинций», которое стало главным в их политической жизни в 1920-е гг.
В первые послевоенные годы экономическая ситуация в провинциях, расположенных в прериях и ставших перед Первой мировой войной центром экономического подъема, была очень неустойчивой. После войны цены на пшеницу резко упали, но это падение было отчасти компенсировано выросшими урожаями; в то же время сельскохозяйственные издержки быстро выросли. Покупательная способность фермеров в первой половине 1920-х гг. снизилась на 50 %, но затем она снова выросла, и до катастрофы 1929 г. сельское хозяйство оставалось вполне прибыльным. В течение этого периода фермеры несли на себе груз фиксированных цен, что сделало их чрезвычайно уязвимыми, когда рынки обвалились: финансирование строительства дорог, школ и других насущных потребностей в плохо развитых районах требовало высоких налогов; после прекращения почти бесплатного распределения участков[380]
поселенцам цены на землю стали расти, трактора, сепараторы и молотилки стоили очень дорого. В 1926–1931 гг. количество тракторов на фермах прерий увеличилось с 50 до 82 тыс., уборочных комбайнов — с нуля до 9 тыс. и грузовиков — с 6 до 22 тыс. штук. Эти машины были не просто удобными — они были необходимы, так как с их помощью можно было обрабатывать большую территорию и, следовательно, получать более высокую прибыль. Этому же способствовали новые, более урожайные сорта пшеницы, а открытие пароходного сообщения по Панамскому каналу обеспечивало более дешевые перевозки. Но увеличение парка сельскохозяйственных машин и укрупнение ферм часто означало увеличение затрат и долгов.Эти накапливавшиеся проблемы были отчасти замаскированы очевидным процветанием конца 1920-х гг. Сельское хозяйство прерий внесло свой вклад в этот экономический подъем, поскольку в мире вырос спрос на зерновые и доля Канады на этом рынке возросла. Нужно также учитывать тот факт, что Европа и Советский Союз очень медленно выходили на довоенный уровень производства сельскохозяйственной продукции. В эти годы расширился ареал сельскохозяйственного производства и возобновилась иммиграция, дойдя до реки Пис-Ривер и других районов на севере Альберты и Британской Колумбии. В экономике прерий также произошла некоторая диверсификация: в Манитобе и Британской Колумбии начали строить гидроэлектростанции, в Альберте приступили к добыче сырой нефти. Возобновилось железнодорожное строительство, включая завершение вызвавшей много споров ветки до Гудзонова залива. Однако основой жизни прерий оставалось сельское хозяйство.