Читаем История капли живой воды полностью

Все равно бутылка быстро нагревалась, и капля скользила по её стенке, дожидаясь, когда тень от рукоятки мотоцикла станет совсем короткой, а значит наступит полдень. В бутылке становилось все жарче. Сквозь пластиковую стенку был слышен заунывный шум ветра и перекатывание песчинок, да иногда неловкие движения человека рядом с ней… И ещё какой-то далёкий стрекочущий звук.

Звук все нарастал и нарастал. Он сделался громче ветра, громче самого громкого крика. На песок упала огромная тень. Большой зелёный вертолёт с красным крестом сделал круг над гонщиком, приземлился среди барханов, и оттуда выскочили люди с носилками и медицинскими сумками.

– Вы живы? Сколько дней без воды? Скорее, вот фляга!

Гонщик жадно пил свежую воду, и не мог оторваться. Минуту, две, пять… Казалось, он никогда не перестанет.

– Я продержался, – наконец сказал он, оторвавшись от воды. – Вот, брезент… Капли…

Он достал из-под мотоцикла пластиковую бутылочку, и, пока его укладывали на носилки, крепко прижал к груди.

– Зачем вы берете её с собой? Выбросьте, она теперь не нужна.

– Ну нет. Я повезу эту воду домой, в Нью-Джерси, и буду хранить как память о чуде! Она помогла мне выжить и не отчаяться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ, В КОТОРОЙ КАПЛЯ ПРОВЕЛА МНОГО ЛЕТ, А ВЫ ПРОЧИТАЕТЕ ЕЕ ЗА ПЯТЬ МИНУТ


В первый раз капля летела через океан на самолёте, но полет её ничуть не впечатлил: пластиковую бутылку от кока-колы вместе с другими вещами гонщика просто сдали в багаж, а через десять часов утробного воя моторов бросили на ленту транспортёра и выдали в аэропорте. Вот тебе и все путешествие в Америку.

Наутро она обнаружила себя в гостиной среди каких-то золотых и серебряных вазочек. Это были кубки, завоёванные гонщиком на соревнованиях, и он специально поставил бутылочку рядом с ними, объявив, что в ней – его главный выигрыш за всю жизнь.

Ну что ж, человек имеет право гордится своим упорством и стойкостью. Но, оглядевшись, капля заметила, что здесь вообще любят гордиться. На стенах в гостиной висели фотографии, на которых гонщик принимал награды, поливал шампанским других победителей или был снят в компании разных знаменитостей. То он здоровался с каким-то известным киноактёром, то прогуливался вместе с президентом… О том, кто все эти люди на фотографиях, и когда они были сняты, капля вновь и вновь узнавала во всех подробностях, когда в дом приходили очередные гости. И, конечно же, особо обсуждался каждый кубок, каждое призовое место в гонках за всю спортивную карьеру гонщика (которая, как понимала теперь капля, закончилась злополучной аварией в пустыне). Эти рассказы гонщик вёл с самым скромным видом, будто его заставляли говорить, а сам он ужасно стеснялся. Но если вдруг гости не проявляли должного внимания к наградам и фотографиям, хозяин или его жена, накрашенная блондинка с вечно широко распахнутыми как будто от радости глазами, вроде бы случайно заводили речь о гонках и знаменитостях. И в конце, после долгой многозначительной паузы, следовала коронная история гонщика:

– Но для меня гораздо дороже всех этих медалей и золотых кубков вот эта маленькая бутылочка с несколькими каплями воды. Хотите узнать, почему?

По правде говоря, капле надоело слушать эту историю уже на третий раз. Но когда она услышала её в тридцатый третий, ей уже хотелось расщепиться на водород и кислород. А после сотого повторения она торжественно поклялась, что больше никогда не станет спасать гонщиков и вообще любых спортсменов.

Впрочем, гости появлялись в доме реже и реже. Шли месяц за месяцем, год за годом, и все, что видела вокруг себя капля сквозь мутный пластик бутылки, практически не менялось. Иногда приходила уборщица, протиравшая кубки от пыли, и пару раз проводила по бутылке стерильно чистой тряпочкой, но от этого мир вокруг не становился менее мутным. Все чаще капля вспоминала рассказ про заточение в клепсидре и чувствовала, как и над ней обретает власть время. Время мучало её, заставляло впадать в мутное забытьё, залезать на пластиковую стенку и скатываться обратно на дно. А хуже всего было вечером, когда гонщик и его жена включали телевизор, откуда в гостиную выплёскивался целлофановый, ненастоящий мир и раздавались фальшивые, тоже какие-то пластиковые голоса телеведущих. Казалось, и они чем-то хвастаются, в тысячный раз рассказывая одну и ту же историю, в которой всегда присутствовали знаменитости, соревнования и слово «чудо». Но было ясно, что ни в какие чудеса они не верят, а верят только в себя.

Свет телевизора в полумраке заставлял на мгновение заподозрить, что на свете нет ни морей, ни облаков, ни звёздного неба, а есть только эта плоская картинка на экране.

– О чем ты думаешь? – каждый вечер спрашивал стареющий гонщик жену, когда, выключив телевизор, они отправлялись в спальню.

– О тебе. И все о том же, – немного печально отвечала женщина, глаза которой по вечерам прятались под щёлочками усталых век, и вся её красота тоже куда-то пряталась, превращалась в пластмассовый обман.

Перейти на страницу:

Похожие книги

На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза