История казни

Дети обступили её и стали успокаивать. Миша пригрозил, что когда подрастёт, то накажет Дуракова за злобу. Но самое главное случилось позже: вечером молча, не приходя в себя, скончалась Анна Николаевна. Она, убранная Марусей, её закадычной подругой, лежала на лавке успокоенная, с ясной думой на открытом, добром челе; жёлтое её, восковой желтизны застывшее лицо, покрывшись той спокойной смертной усталостью, от которой человек, уходя в тот мир, старается, полагая за счастье и принимая как дар Божий смерть, избавиться, чтобы облегчить жизнь оставшимся в живых. Земля была ещё мёрзлая, и Дарья, с трудом прорубив верхний слой топором, копала могилку на деревенском кладбище. Стоявшие рядом Миша и Вася, одетые в старые рваные фуфайки, молча смотрели, как их мать выбирала мёрзлую землю. Тоскливо в тот день выл ветер в голых, сиротских деревьях, с раздирающим душу карканьем носилось несметное воронье, стаями кружившее над полями. Жутковато становилось от их крика. На санках они дотащили гроб до могилки, повитуха перекрестила, пошептала молитву; гроб забили и опустили в могилу. Недалеко от кладбища стоял пост заградотряда. Оттуда на кавалерийских лошадях выскочили двое красноармейцев и, махом взяв кладбищенскую канаву, остались наблюдать за похоронами.

Никого не выпускали и никого не впускали в Липки.

V

Дарья не могла долго выносить своё нищее положение, голод детей, а потому искала выход. Она судорожно металась в мыслях от одного к другому, даже собиралась пойти и убить псов председателя, которые почему-то особенно стали ненавистны. У неё глаза мертвели от ненависти, видя, как скачут по улице эти огромные сытые псы. высунув язык, у стремени Дуракова. Первое, что ей пришлось сделать, — зарезать кур. Она с сожалением, чувствуя острую головную боль и тошноту, взяла топор и, ухватив полусонных от голода и холода кур, отрубила им головы. Злорадное чувство от возможности утолить голод засветилось в её глазах. Дарья быстро ощипала одну курицу и сварила её в большом количестве воды, предполагая напоить горячим бульоном своих мальчиков, которые в первую голодную неделю, когда она стала выдавать по одной картофелине в день, по стакану кипятка утром и по тарелке с плавающей варёной картофельной кожурой — на ужин, в первые дни жаловались на боли в животе. Затем боль отпустила, и появилась сонливость. Дарья крепилась; повитуха Маруся перестала почти есть, целый день лежала на постели умершей подруги и молилась, шепча слова молитвы и проклятия одновременно.

Через неделю у ребят пропал аппетит. Дарья с ужасом чувствовала их холодные руки, ноги. Каждый день приносил какие-то перемены, толкавшие мать на новые действия. Когда были съедены все куры, она стала искать в подполе картофельные очистки, гнилую картошку, картофельные ростки, ходить по огороду в поисках оставшихся в земле клубней.

Однажды Дарья вышла на улицу, подошла к соседскому двору, поглядела на маленькую чёрную избёнку, на телегу, стоявшую перед окнами, и увидела соседа, сидевшего у колеса брички в неестественной позе, в валенках, неизменном полушубке, с опущенной в шапке головой так, что лица его почти нельзя было видеть. Она окликнула его, думая, что сосед одинок и, возможно, у него сохранились какие-нибудь запасы продовольствия. Вошла во двор, крикнула. Соловин не ответил. Уже подходя к нему, Дарья с ужасом почувствовала неладное. И на самом деле — сосед сидел мёртвый. Наглая ворона стояла перед ним и пристально глядела в опущенное лицо. На протянутых распухших от голода ногах, обутых в обрезанные по ступни валенки, обвязанные толстой бечёвкой, стояло сито с остями выклеванного уже воробьями овса. Покойник словно глядел в сито. Дверь в дом качалась от сквозняков с лёгким поскрипыванием на несмазанных петлях. Дарья заглянула в дом, холодом повеяло оттуда — голый стол со стаканом и алюминиевой миской, нетоплёная печь с кучей на ней лохмотьев, лавки, тёмные углы. В стакане на столе что-то чернело. Она подошла поближе и обнаружила, судя по всему, весь запас пищи Соловина — четверть стакана овса. Дарья высыпала овёс себе в карман и направилась домой. Подумала: надо похоронить соседа, сообщить, чтобы позаботились родственники. Но мысли скользнули стороной — ею овладевало равнодушие, голод давал о себе знать. Дарья чувствовала лишь жизнь души, там она ещё теплилась, слабо прорываясь наружу, заставляя её действовать, проявляя сильный, доставшийся как драгоценный дар от древнего рода, характер.

Маленький Ванюша сильно сдал первым; о нём Дарья и думала прежде всего. Для него сварила овёс, вылущив его предварительно, но из остей тоже сварила кисель, чтобы ничто не пропало. На дрова Дарья разбирала сарай, понимая, что не сможет, как было раньше, отправляться за дровами в лес.