История казни

— Я, возможно, не так выразился, но думаю, что Российская империя являла собою здоровый организм, который существовал в мировом пространстве, как, например, богатырь, или, скажем, как кит, или как планета. Но вот на него напала бактерия, имя ей «большевик», или их идея, маленькая, ничтожная, стала плодиться, как обычно происходит, при холере, чуме, вот такие маленькие, грязные, отвратительные под микроскопом, крошечные бактерии заполоняют всё более и более организм, который начинает болеть. Вот и всё, как бывает всегда в жизни. Надо вылечиться, очиститься от заразы, от чумы.

— Так спасения нет, получается! — воскликнула Дарья и встала, с заметавшимися глазами, со вспыхнувшими от напряжения щеками, с бледными от волнения руками.

— Нет-нет, вы, возможно, меня неправильно поняли, я хочу сказать, милая княжна, организм страшно болеет, но его надо лечить. Почти все страны переболели этой странной политической болезнью, но вот теперь мы. Надо лечить, на то мы и здесь, чтобы лечить. Наш черёд настал. Якобинцы во Франции, однако, вылечили, тоже страшная чума.

— А как?

— Что как? Как лечить? Лечить очень просто, надо хирургически вырезать опухоль и — всё. Понимаете, мы имеем дело с необычными вещами, микроб живёт не по нашим законам, воюет, убивает по законам, которые нам не свойственны. Зло для них — добро для нас, а зло для нас, страшно сказать — то для них добро! Беззаконие — их главная сила и главная надежда. Зло! В их руках оно — меч! Карающий, убивающий, изничтожающий меч! Мы не можем так убивать друг друга, не будем, защищать не будем.

У княжны даже голова закружилась от его слов, полных для неё такой неожиданной, страшной силы, что она с раскрытым ртом слушала Правителя, который с сухой улыбкой у кончиков губ объяснял ей вещи, которых не высказывал ранее своим близким, поскольку не придавал значения, и только сейчас ощутил вдруг глубинный смысл высказанных слов. Он понял: человеческий организм не выдержит напора чумных или холерных микробов и обязательно погибнет. Но если так, если сравнения, проведённые параллели оправданы, то получается, борьба, его чудовищные усилия не имеют под собою никакой опоры. Всё обречено. Белой армии придётся расписаться в бессилии, как человеку, больному чумой, разумно заказывать саван белый. Так и что же ему надо думать об этом? События последних дней не приносили большой надежды.

Колчак быстро дохлебал щи и ласково посмотрел на княжну, радуясь её румянцу, горящим глазам, наивным вопросам и желанию изменить ход событий.

— Садитесь, ешьте, — попросил он и побежал рысцой на кухню за гусиной печенью. Варёная гусиная печень со сметаной очень понравилась княгине, и она с особым удовольствием принялась есть, только теперь понимая, как проголодалась.

— Очень вкусно, — похвалила она, нарезая серебряным ножом на маленькие кусочки печёнку. — Я не могу понять, столкнулись две силы — сила разума и сила ненависти, так? Но разум же сильнее, Александр Васильевич?

— Вы, допускаю, не видели, как рвут на части свою жертву крысы, княжна Долгорукая? Так? Скажите, если жертва — это их пища, то почему её надо ненавидеть? У них ненависть страшная, ей нет определения. Крысиная!

— Не знаю, — растерянно прошептала княжна, откладывая свой нож, вилку и вытирая рот салфеткой.

— Вот то-то и оно, не знаете. Я тоже не знаю, но думаю, что они злее, и так быстрее добиваются смерти своей жертвы. Я видел и ужасался, с каким напором чудовищной жестокости можно уничтожать жертву, которая и так им отдалась на съедение, — проговорил Колчак с горечью и принялся снова за печень. — Чтобы её убить, надо её ненавидеть. Правда? Так и в этой игре такой же пасьянс. Мы не можем так люто ненавидеть в силу своих условностей, а они, крысы, могут. Могут! — он выкрикнул и как-то затравленно посмотрел на неё. — Это микроб! Для него нет людей, а есть организм, который надо уничтожить! Чума!

— Что же надо?

— Воевать. Методично, умно, толково, с честью, храбро. Ничего страшного! Чума египетская! Хирургическая операция необходима, раздавить, уничтожить! Единственно!

— Так в чём же дело?

— Княжна, всё проще, чем вы думаете. Надо терпеть и терпеть, а Бог всё образумит, вернёт на свои места. Ничего страшного.

— Я могу стрелять, — проговорила она решительно. — Я все свои силы отдам, чтобы победить, и победить навсегда, Александр Васильевич.

— Оно так, да ваших силёнок маловато, княжна. Необходимы новые силы, новое оружие, а у нас все винтовки образца тысяча восемьсот девяносто третьего года. Россия брала не токмо числом, но и уменьем.

Он крикнул чаю, и вскоре жена принесла чай, посидела на краешке стула и отправилась в прихожую встречать пришедшего посетителя.