История Хоперского полка Кубанского казачьего войска 1696–1896 гг.

Эти события, в виду возбужденного состояния казаков, вызвали присылку в станицу Александровскую Кавказского линейного № 6 батальона из Баталпашинска, Кавказского гренадерского стрелкового батальона из Надеждинской и двух дивизионов Нижегородского драгунского полка из Николаевской. Казаки пригорюнились и приуныли; они почему-то вбили себе в голову, что у них тайно или открытою силою возьмут знамя, а потому, чтобы не изменить полковой святыне, они должны все поголовно идти на переселение, между тем, как у них гвоздем сидела в голове уверенность, что их всеобщее переселение устроено помимо воли Государя Императора. Казаки приготовились к борьбе на смерть за свое знамя. Обе стороны недоверчиво и боязливо относились друг к другу, но к счастью ничего враждебного не произошло; те и другие только следили друг за другом. При этом казаки 1-го Хоперского полка держали себя в высшей степени послушно и почтительно по отношению к порядкам службы и к начальникам и строго выполняли все распоряжения своих выборных руководителей. Ни озлобления, ни упадка духа не замечалось между казаками, они только молились Богу и твердо верили в милосердие Царя.

Наконец, в Александровку прибыл помощник командующего войсками Кубанской области г.-м. князь Святополк-Мирский. Он нашел весь собравшийся здесь народ более или менее спокойным. Старики выборные объяснили ему, что они не бунтуют и на вопрос князя Святополк-Мирского: «Почему они не повинуются властям и не идут на поселение за Кубань?» – выборные отвечали: «ваше сиятельство, зачем явились сюда батальоны? Не будь здесь ни одного солдата, не было бы и нас. Покажите нам указ, из которого увидели бы мы, что распоряжение сие непосредственно вышло по воле Его Императорского Величества всемилостивейшего нашего Императора, и мы беспрекословно пойдем хоть на край света. Пусть всех наших сыновей, годных к службе, шлют в те места служить; но зачем же нас, стариков, жен и детей-малюток туда тащить?»

С прибытием в Александровскую драгун, казаки решили, что пришел их последний час, и все приготовились лечь костьми на полях родной земли.

Войска расположились перед станицей, а казаки с своей стороны поставили аванпостную цепь, которая никого не пропускала. При таком напряжен ном состоянии обеих сторон, один опрометчивый шаг мог вызвать целые потоки крови. Чтобы избежать таких печальных последствий, принявший общее командование над войсками, командир Нижегородского драгунского полка полковник Граббе взял поручика Лужина, и вдвоем с ним отправился в бунтующую станицу. Пикетные казаки пропустили их свободно. Ворота в станице были заперты, но их тотчас же открыли, и урядник Басов, старый ветеран с белою как лунь бородою и с тремя георгиевскими крестами, встретил полковника Граббе с обычным рапортом. Этот Басов был выбран казаками в главные начальники движения и потому явился в сопровождении конвоя из 80-ти человек, которые находились при нем безотлучно. – «Здорово, Басов! Здорово, молодцы, хоперцы!» – приветствовал их Граббе, и ответный крик – «здравия желаем!» дружно подхваченный сотнями других голосов, вовсе не показывал какого-либо мятежного настроения. Порядок был везде образцовый. Полковник Граббе объявил, что будет здесь ночевать и приказал собрать стариков, с которыми хотел говорить о деле. Подъезжая к отведенному для него помещению в доме бывшего полкового командира, он с удивлением увидел почетный караул, встретивший его с военною почестью. Явились и старики. Граббе беседовал с ними долго и вынес убеждение, что весь этот мятеж – одно громадное недоразумение, которое для общего блага нужно было разъяснить как можно скорее. Он тотчас написал об этом в Ставрополь, и, быть может, первый выставил события в их настоящем свете. Но пока ожидали ответа, случилось одно происшествие, показавшее какие ничтожные причины могут иногда дать повод к крупным и уже ничем невознаградимым последствиям.

Однажды ночью, в станице вдруг ударили в набат и улицы мгновенно покрылись бегущими казаками. В общем шуме ничего нельзя было разобрать, кроме каких-то угроз и диких мятежных возгласов. Очевидно вспыхнул бунт. Но никто не знал, почему он вспыхнул. Первым побуждением Граббе было послать урядника в отряд с запискою, чтобы войска отнюдь не трогались с места, хотя бы услыхали в станице даже сильную перестрелку. Только успокоившись на этот счет, Граббе вышел на крыльцо и приказал узнать в чем дело. Оказалось, что казаки поймали трех солдат линейного батальона, забравшихся ночью в станицу и вообразили себе, что они хотели выкрасть у них знамя. Самое предположение о покраже знамени чрезвычайно удивило Граббе; но тут он узнал что казаки берегли свое знамя пуще голов, потому что среди них сложилось, как сказано, убеждение, что если знамя возьмут и отвезут на новую линию, тогда переселение полка неизбежно.

– Тогда нам конец, – жаловались они Граббе.

– Почему же конец? – спрашивал их Граббе.