История Киева. Киев капиталистический

Находясь в Киеве и на фронте, великий князь ощущал разительный контраст настроения там и в Петрограде. «Можно было сказать, что в нашем тылу произойдет восстание именно в тот момент, когда армия будет готова нанести врагу решительный удар. Я испытывал страшное раздражение. Я горел желанием отправиться в Ставку и заставить Ники тем или иным способом встряхнуться. Если государь сам не мог восстановить порядок в тылу, он должен был поручить это какому-нибудь надежному человеку с диктаторскими полномочиями. И я ездил в Ставку. Был там даже пять раз. И с каждым разом Ники казался мне все более и более озабоченным и все менее и менее слушал моих советов, да и вообще чьих-то ни было. Восторг по поводу успехов Брусилова мало-помалу утихал, а взамен на фронт приходили из столицы все более неутешительные вести. Верховный главнокомандующий пятнадцатимиллионной армией сидел бледный и молчаливый в своей Ставке, переведенной ранней осенью в Могилев. Докладывая государю об успехах авиации, я замечал, что он только и думал о том, когда же закончу доклад, и оставлю его в покое, наедине со своими думами. Когда я переменил тему разговора и затронул политическую жизнь в С. – Петербурге, в его глазах появилось недоверие и холодность. За всю нашу сорокаоднолетнюю дружбу я еще никогда не видел у него такого взгляда.

–  Ты, кажется, больше не доверяешь своим друзьям, Ники? – спросил я его полушутливо.

–  Я никому не доверяю, кроме жены, – ответил он холодно, смотря мимо меня в окно. А потом, как будто испугавшись собственной откровенности, добавил с прежним дружелюбием, – Останешься со мной на завтрак, Сандро? Расскажешь новости о маме и Ольге.

Я остался на завтрак, который был подан в саду, прилегавшем к канцелярии Ставки. Беседа была натянутой. Присутствовавшие главным образом интересовались живыми репликами 12-летнего цесаревича, приехавшего в гости к отцу в Могилев. После завтрака я отправился к своему брату в. к. Сергею Михайловичу, генерал-инспектору артиллерии и имел с ним беседу. По сравнению с Сергеем Михайловичем мой брат Николай Михайлович был оптимистом! Последний, по крайней мере, предлагал лекарства и верил в реформы. Настроение Сергея выражало отсутствие всякой надежды. Находясь в непосредственной близости от государя, Сергей видел, как приближается катастрофа.