История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991)

Из полуденного сияния и материализовался великий комбинатор. У здания мэрии он высадился из чёрной «Волги» с блатными номерами гаража ЦК Компартии, поднялся в кабинет Деда. Он был подтянут, холён и сразу располагал к себе. Комбинатор улыбнулся и сообщил, что его фамилия Нимкус, что он член-корреспондент Академии наук СССР. Откуда? Из Ленинграда. Чем занимается? У него «закрытая тематика». Незнакомые люди просачивались в кабинет Деда каждый день, и он взял за правило спрашивать удостоверение личности у всех просителей. Униженным просителем Нимкус не выглядел, и Дед попросил показать корочку скорее по привычке, чем из подозрительности. Нисколько не смутившись, Нимкус пошарил наманикюренными пальцами во внутреннем кармане пиджака. Не найдя того, чего там никогда не было, насмешливым тоном сказал, что переменил в гостинице костюм: «Понимаете, летел из Москвы в дорожном костюме, помял его. У меня номер в гостинице ЦК, там погладить некому, предлагают самому, а я к такому не привык… Кстати, Непорожний Пётр Степаныч передаёт вам привет и наилучшие пожелания».

Есть ли лучший способ быстро завоевать доверие, чем сослаться на общих знакомых? С союзным министром Непорожним Деда связывали двадцать лет работы – в 1950-х они строили Каховскую ГЭС и Новую Каховку, Дед был прорабом, а Непорожний – главным инженером. Знали они друг друга неплохо, и по странному стечению обстоятельств Дед как раз собирался ему позвонить. Так что он кивнул Нимкусу, снял трубку аппарата ВЧ-связи и набрал московский номер.

– Я наслышан о вас от моих друзей, Владимир Алексеевич, – продолжал «академик», – о вас очень хорошо отзываются… Кому это вы звоните так срочно?

Будучи уже на седьмом десятке, Дед поражал меня тем, что без запинки называл имена и фамилии людей, с которыми виделся полвека назад, легко вспоминал содержание разговоров, даты и какие-то уж совсем мелкие детали своей юности.

В стране победивших казённых аббревиатур, первых и вторых секретарей бесчисленных обкомов и горкомов, в стране, которая пыталась вогнать жизнь в забетонированное русло пятилеток и планов, в стране, которая строила утопию, расчленяя экономику на монструозные Госпланы, Госснабы, Госцены и Госстрои, карьеру можно было сделать в партии или на производстве. В партии следовало делать оловянные глаза, колебаться вместе с генеральной линией, иметь правильную анкету и ловчее других подмахивать начальству. На производстве нужно было давать план.