Странный гортанный выговор, лицо, изьеденное оспой, пронзительные глаза — жестокие, пустые; горбатый… старик? а ведь всего сорок человеческих лет… Кто ты?
Грима…
Порванная ткань, сломанный жезл. Ты?
Прости меня, но я даже не знаю сам, на что я тебя обрекаю!..
Саруман опустился на колени и поцеловал рябую костлявую руку с короткими кривыми пальцами… Грима…
Прости.
Глаза их встретились.
И тогда Саруман увидел: сбудется… Третья Дорога…
Одиночество…
И кольцо разомкнулось.
— Давно хотел тебя спросить…
— О чем?
— Это правда, что… ну, как бы…
— Что-то случилось?
— Давно. Так, правда ль, что ты Мелкору глаза?..
— Что, глаза выколол?
— Да.
— Ты как думаешь?
— Я думаю, что — нет.
— А я думаю, что — да…
— Так значит — прав был Манвэ, когда…
— Да, милый мой Митрандир, Манвэ был прав, как всегда, впрочем, неправда ли? Ну а ты, сам посуди, Мелкор ведь тоже живой… был… да и кровь его… А кто бы еще решился сделать такое? На иных проклятия падают свыше, иные сами забирают себе эти проклятия, крадут их, так сказать… И уносят с собой.
— Куда?
— Что!
— Куда уносят?
— Уносят? да это я так… я отвлекся. Нет-нет, все было гораздо проще, чем вы думаете: в этом мире я — лишь Светлый слуга, вроде бы, за изначальное не в ответе, а посему — какое мне дело до людских проклятий? Впрочем, порою кажется мне, что уйду еще более страшной дорогой… Вам и не вообразить даже… Так кто ж, как не я?! Ведь нет у меня совести! Да, я сам тогда захотел совершить это, потому что мне легче вас всех — быть проклятым! Манвэ не виноват! Потому что я люблю их, добра им хочу, — чтоб все желания исполнялись, все. И Мелкора люблю тоже… и завидую ему… немного. Но он слишком долго выбирал. Слишком велики и явственны были его желания. И тогда — ну кто бы за ним пошел? Он ведь был слишком горд, чтобы простить себе свою собственную волю и слишком самонадеян, чтобы просто отказаться от своей силы и стать неуязвимым. Или он просто понял, что вслед за кровью идет вода, и когда утихают страсти былых побед и поражений, когда настает время не разрушать, а хранить; тогда — кто пошел бы за ним? Ведь не сумел он сохранить даже то, что было лично им вызванно к жизни. Все его мечты обратились в навь. Ну и кто бы теперь за ним пошел? Гордые да жестокие? На новые войны за какую-то темную справедливость? Поверь мне, справедливость ценой крови — безобразна, как… как… выколотые глаза! История устала от крови; а Мелкор… Он так и не научился бесстрастно созерцать, впрочем, что я говорю, ему-то как раз это и не нужно было. Но я думал, что та кровь — последняя, последнее насилие над злом, да видно — ошибся. Прав был Манвэ: покой достигается только в покое. Впрочем, он сам скоро в этом убедится, сам… ибо бездна моя… порою, я ее чувствую здесь, внутри, почти везде, но, Митрандир, мне страшно! Неужели…
— Брат, что с тобой? Успокойся. О чем ты? Все будет хорошо, мы вернемся в Валинор, а Враг будет разбит; но… Слушая вот всю эту твою чепуху, я так понял — ты не хочешь быть с нами, я так понял…
— Ты ничего не понял, Митрандир. Я пошутил, а? Никто никакие глаза никому не выкалывал. Ты не видел, не знал… Пустое. Сказки для, например, твоего Арагорна, кстати, как он там — умнеет?
— Ну и сволочь же ты, а я почти поверил…
— На том спасибо. И, знаешь, я рад, что ты хоть, допускаю, совершенно случайно, понял: я действительно не буду воевать, ни с вами, ни против вас…
— Против?! Ну, спасибо, Саруман, удружил! Он не будет с нами воевать! Да кто ты такой?
— Вот и я говорю: никто; потому что — отольется вам моя помощь… И потом, извини, Митрандир, я устал, надоело. И хотел бы теперь побыть один. Я же не смогу тебе всего обьяснить… Странно, не правда ли, все постоянно таки жаждут моих обьяснений, а я устал… Да и прошу, будем считать, что этот разговор окончен.
— То есть как! Да знаешь ли ты, что Саурон?.. Что теперь, когда выхода нет, и мы будем драться до последнего…
— Позволь, кто ж это — мы? Ты хочешь сказать, что сейчас здесь, в Средиземье, найдуться силы, Светлые силы, которые могут себе позволить уничтожить и Врага своего, и все, что с ним связано? Да?
— Я уверен! Да, у нас найдутся силы.
— Полно, брось, не тебе обманывать меня; что, толпы ненасытных, несчастных, нищих людей, даже толком не понимающих, что на самом деле-то хотят, да вот ты за них, конечно, знаешь все… горстка алчных гномов, давно растерявших свои дурацкие сокровища, обагренные опять-таки кровью, но ведь хочется новых, да побольше, не так ли? А эльфы? Кто же из них? — ведь те, кто еще помнят Войну, так они же не пойдут опять, они — знают, а вот другие, кто помоложе да поотчаяней… Может им лавров феанорингов не достает, или Мелкор не научил…
— Хватит, Саруман, твоя болтовня…
— Конечно, ладно. Да и не кажется ли тебе, что не получается у нас нормальный разговор — сам видишь, мы все время перебиваем друг друга. Ты, конечно, прав — не пекусь я о свободных народах Средиземья, не мое ныне это дело, но если будет настоящая война, и что, Митрандир, ты… возьмешь меч?
— Я уже взял его.